• День. Гостиничный номер провинции. Пусто. Среда окружает теснее и просит оплаты по счету. Или просто на чай. Или просто - люби-не-хочу. Этой самой любви здесь хватило б на целую роту. Этим здесь не живут. Здесь мечта виртуала - не спать - перелита в термометр и ртутью застыла в деленьях в назиданье приезжим потомкам, спешащим отстать от стук-тук каблучков пробегающих мимо мгновений.
• Переступишь порог, а за ним - ничего. Пустота. Еще небо хранит силуэт разводного моста и высокая мачта, его разбивая, звенит. Не беги, если в спину услышишь: "Сейчас побежит до метро, где околыш с кокардой за каждым углом и с разбега запрыгнет в пустой уходящий вагон, и помчится сквозь камень,как быстрый, стремителный сон до конца. И конец тот, наверное, и будет концом." Отзвенит пустота. Еще небо хранит. Не беги. Сигаретный дымок. Что-то будет еще впереди? предпоследний вагон и фуражка мелькнут за углом. Оглянись. Никого? Ничего. И порог перейден.
• Эти длинные сны... До полудня кричит вороньё. Утверждают, что осень, но, кажется, это - враньё. Смена года времен - только смена пальто и сапог. Говорят, в наших жилах течет электрический ток. И сближенье частиц порождает в итоге любовь. Ведь, чего не болтают. К чему это чешется бровь? До обеда не встану, а после - остывший бульон... Я люблю тебя, жизнь. В этот день, в этот год, в этот сон.
• Городским, аммиаком пропахшим, снежком заметает февраль. Перекатывать в горле комок и листать календарь. Свой простуженый голос в глухое окно подавать, не желая вставать, нежилая кровать, не желая желать. А лететь по этапу несбывшихся снов на мосты, где в разбитом стекле ещё можно увидеть черты. Перелётные белые мухи вращают часы. И мотают часы и минуты себе на усы.
• Август сыгран бездарно. Но зрителям нравится предвкушенье: вот-вот и артисты представятся и предстанут на сцене, завернуты в занавес, словно в карту Европы какой-нибудь Каунас, над которым и нам облаками ползти, чтоб вернуться дождями и, сердце в горсти, но сезон доиграть и услышать "виват" на последнее - с выдохом - "ах, виноват". И в промокшем кафе разрядить наугад именной парабеллум в первый зрительский ряд.
• Только к вечеру сад опустеет, от зачеркнутых строчек темно, ладно, ладно - тебе напевает в приоткрытое ветер окно, ладно-ладно,спроси себя: где я, а ответу - не хочешь, не верь: за окном догорает Помпея и Венеция плещется в дверь.
• Когда старятся вещи, их убирают в шкаф. Поэтому вещи переживают своих хозяев. Сколько ещё провисят пиджак или шарф, очертания тел бессмысленно повторяя. Очертания душ. Их привычки и их повадки. Вот - след поцелуя, вот пепла, конфет-помадки. На сто тысяч лет одино... Нафталина. Моли. Куда б они делись, была бы на то их воля? На парсеки ВПЕРЕД, где НАЗАД навсегда забывая, просто в р е м я от ВРЕМЕНИ спрячет их, не примеряя.
• Век выходит из моды - "Человек" не звучит. Человек выходит из дома. Время молчит. То есть, буквально - часы не идут, хоть тресни. Впрочем, чу! Кукушка? Трамвай? "Воскресни"? Нет. Не воскреснет. Некоторые в таких случаях говорят "капут". Что значит - сдавайся. Приехали. Cкоро в моду войдут сплошные ноли. Человек промолчит и впустит конец столетья. к себе во двор. Или на край земли.
• Я уже привыкаю к первому этажу. Я уже скорее промолчу, чем скажу. И уже скоро при порыве ветра закажу себе шляпу из серого фетра. Я уже при слове «люблю» не жмурюсь и уже не вмещаюсь в сплетение улиц. И при виде к свету летящей птицы знаю, что лето и могу не злиться на последний автобус, отрывистость речи, но возможность спать при зажженной свечке не дает забыть по утру о бывшем в прошлом и оттуда сюда прибывшем.

Вятка - Екатеринбург 1991 - 1997.
© Litusov 1997

[Написать письмо]