Не видно кириллицу? См. также Н.Заболоцкий страница автора ОБРАТНО К СТИХИИ

Опыт художника

О сколько нам открытий чудных Готовит просвещенья дух, И опыт, сын ошибок трудных, И гений, парадоксов друг, И случай, бог изобретатель... А. Пушкин

Николай Заболоцкий - из тех поэтов начала XX века (он родился 7 мая 1903 года под Казанью, в семье агронома), путь которого к сегодняшнему признанию не был легким, как не был и случайным.

Начав как блестящий мастер эксперимента, отдав в 20-х годах дань так называемому "левому искусству", "остраненному" изображению действительности, он сумел - в процессе пути - отказаться от "жестоких" соблазнов и сделал воистину исторический выбор - гуманистических и демократических ценностей искусства, русской классики и ее традиций, освященных любовью к человеку, природе, душе.

Этот выбор был осложнен тем, что осуществлялся в трудных условиях трагических перепадов личной судьбы,- в 1938 году Заболоцкий разделил участь безвинно пострадавших и лишь через 8 лет смог вернуться к творческой работе: отсюда и молчание, и потеря контактов с читателем, и непонимание критики.

В записи, сделанной незадолго до смерти (Заболоцкий умер 14 октября 1958 г. в Москве), поэт как бы подвел итог своим размышлениям о пройденном пути: "Литература должна служить народу, это верно, но писатель должен прийти к этой мысли сам, и притом каждый своим собственным путем, преодолев на опыте собственные ошибки и заблуждения".

Да, есть опыт народа, опыт отдельного человека, но есть и опыт художника. В известных пушкинских словах опыт назван "сыном ошибок трудных", но он, опыт, вместе с "другом парадоксов" - гением, готовит грядущие "открытия чудные".

Кажется, в этой блистательной догадке, в этой стремительной формуле, начертанной легкой пушкинской рукой, уже брезжит и сам тип поэта, который явил нам Заболоцкий. Поэта, работавшего в союзе с просвещеньем, наукой, разумом, состоявшего в переписке с Циолковским, с одной стороны, и с интуицией, чувством, прозрениями - с другой. Поэта, с равной уверенностью владевшего и жанром строгой медитации, и жанром шуточных, юмористических - в духе Козьмы Пруткова - стихотворений (недавно они опубликованы в Собрании сочинений Н. Заболоцкого в 3-х т. М., Худож. лит., 1983-1984). Поэта, всегда имевшего вкус к строению больших вещей, начавшего свой творческий путь поэмами (1926-1933) и завершившего его исторической поэмой "Рубрук в Монголии" (1958).

Уже первая книга "Столбцы", 1929 (а всего при жизни поэт издал 4 сборника [1]), обнаружила в его авторе не только смелого экспериментатора, "друга парадоксов" ("Прямые лысые мужья сидят, как выстрел из ружья"), но и мастера высокой поэтической культуры, так проявившейся впоследствии.

Опыт соприкосновения с "обериутами" - молодыми писателями, создавшими в 20-е годы "Объединение реального искусства", А. Введенским, Ю. Владимировым, Д. Хармсом,- с детской поэзией - сам он был автором детских книжек в стихах и в прозе "Змеиное яблоко", "Резиновые головы" и др., работал в редакции ленинградских детских журналов "Чиж" и "Еж",- все это повлияло не только на "зрение" юного Заболоцкого. Оно способствовало раскрытию ни с чем не сравнимой для художника способности к удивлению, к новизне восприятия мира.

Справедливо пишет В. Каверин в "Воспоминаниях о Заболоцком" (Сов. писатель, 1977), что нельзя "вынуть" детскую поэзию из стихов Заболоцкого", что "для понимания творчества Заболоцкого в целом важен не примитивизм (с такой силой изображенный им в стихотворении "Движение"), а детское зрение, которое создает "до-живопись" и часто исчезает, когда начинаются годы учения.

Сравнение с примитивизмом кажется мне в свою очередь примитивным, потому что оно говорит лишь о внешнем сходстве, а не о тех "выходах" в иное поэтическое сознание, которые были связаны у Заболоцкого с его детским зрением. Без зоркости детского зрения, сопровождавшего его всю жизнь, они и не могли бы состояться".

Так, в стихотворении "Оттепель" мы читаем: "Падают, плавятся, льются льдинки, втыкаясь в сугроб" - и видим, как через "детское зрение" поэт передает начало незримой работы по чудесному преображению природы, которым занята земля. Или в "Птичьем дворе" - "гуси толстыми ногами землю важно шевелят" - так мог бы увидеть и сказать только ребенок. Но ведь это же и "взрослое" сознание, сознание Заболоцкого, до конца своей жизни не терявшего "детского зрения", ощущения новизны предмета. И даже опыт таких, казалось бы, странных, наивно-дидактических и наивно-утопических его поэм, как "Торжество земледелия" (1929-1930), "Безумный волк" (1931), "Деревья" (1933), заслуживших в свое время сильнейшую критику, был полезен как для самого поэта, так и не прошел бесследно в истории советской литературы.

Появление в сегодняшней литературе таких произведений, как "Комиссия" С. Залыгина, "Лад" В. Белова, "Беседы при ясной луне" В. Шукшина и других, исследующих истоки народного сознания, заставляет в новом свете увидеть и "отдыхающих крестьян" Заболоцкого, созданных в 30-е годы. Увидеть не патриархальную утопию, элементы юродствующего сознания, как представлялось критикам той поры, но пытливость крестьянского ума, сознания, разбуженного социальной революцией от вековой спячки и дремоты, учащегося вместе с "младенцем-миром" размышлять не только о вопросах своего ежедневного существования, но и о высоких материях, глобальных философских проблемах - о строении Вселенной, об атоме, о душе:

        Но старцы сумрачной толпой
        Сидят на бревнах меж домами,
        И лунный свет, виясь столбами,
        Висит над ними как живой.
        Тогда, привязанные к хатам,
        Они глядят на этот мир,
        Обсуждают, что такое атом,
        Каков над воздухом эфир.
        И скажет кто-нибудь, печалясь,
        Что мы, пожалуй, не цари,
        Что наверху плывут, качаясь,
        Миров иные кубари.

Яснее проступает сегодня и философско-драматургическая основа "маленьких поэм" Заболоцкого. "Безумный волк", "Деревья", "Школа жуков" - это живой театр диспута, беседы, где совершается драма идей, где есть свои современные консерваторы медведи и безумные новаторы-волки - Летатели Книзу Головой,- возмутители вечного спокойствия Бомбеевы и сухие трезвые практики и резонеры - лесничие (так и видишь правильное, скучное, квадратное лицо, которое произносит: "Я жил в лесу внутри избушки, деревья цифрами клеймил, и вдруг Бомбеев на опушке в лесные трубы затрубил"). Это - живое действо, где на одной сценической площадке на равных участвуют люди, животные, растения, атомы, все жизни.

В своих воспоминаниях о Заболоцком Игорь Бахтерев сообщает о том, что поэт так и не написал пьесу, о которой говорил своим друзьям в 20-е годы как о "...небывалом театре масок. На гладких цветных аренах произносят монологи, ведут диалоги актеры, изображающие животных, растения, предметы. Есть среди них и люди, для них маски не требуются". "...Но кто знает,- замечает он далее,- может быть, круг персонажей, прием статичного диалога теплились в его сознании и реализовались в поэмах "Безумный волк", "Торжество земледелия".

Сегодня можно сказать, что это так и есть, и театру, видимо, еще предстоит,- и может быть, в недалеком будущем,- сыграть поэмы Заболоцкого.

Да, многое в опыте этого художника представляется нам сегодня ценным и поучительным. И все же, если говорить о самом значительном и сокровенном в нем, то это - опыт, воссоздавший философский характер отношений человека с природой.

[1] "Вторая книга" (1937), "Стихотворения" (1948), "Стихотворения" (1957).

Инна Ростовцева