См. также: В.Тушнова Страница автора: стихи, статьи. СТИХИЯ: крупнейший архив русской поэзии

Вероника Тушнова: `Мне в сердце смотрит вечная звезда`

Наталья Савельева

        Открываю томик одинокий -
        томик в переплете полинялом.
        Человек писал вот эти строки.
        Я не знаю, для кого писал он.

        Пусть он думал и любил иначе
        И в столетьях мы не повстречались...
        Если я от этих строчек плачу,
        Значит, мне они предназначались.

"...Она была ошеломляюще красива!" - так начинает свои воспоминания о Веронике Тушновой Марк Соболь, сын Андрея Соболя, известного в 20-х годах писателя. Воспоминания публиковались лет пятнадцать назад в каком-то "толстом" журнале, сейчас уже не вспомнить. А вот эта, первая, фраза не забылась. Тогда я читала немного стихов Вероники. И почти ничего не знала о ней самой. Кто-то рассказывал о ее трудной любви. Марк Соболь пишет, что Вероника сразу преображалась, когда Он входил в ее больничную палату.

Кто он, я тоже не знала. Позже, листая поэтическую антологию 60-70-х годов, нашла несколько стихотворений известного поэта, датированных 1965 годом, годом смерти Вероники. Я поняла, что они посвящены ей. Вероника долго и тяжело болела. Умерла рано, в 50 лет. У нее немало горьких строчек, в которых тесно переплетены отчаяние и надежда.

Писала Вероника постоянно. И книжечки ее, скромные, миниатюрные, выходили. Их приятно брать в руки. Они словно созданы для того, чтобы читать их в дальней дороге. И засыпать, положив под подушку заветный томик.

Ее стихи - вечная исповедь любящей женщины. Страдающей, радующейся и лишь иногда - счастливой. Последняя книга Вероники называется "Сто часов счастья". "Не знаю, была ли она счастлива в своей жизни хотя бы час",- сказала мне недавно Надежда Ивановна Катаева-Лыткина.

Мы разговаривали с ней о Веронике. Надежда Ивановна - человек легендарный. Это она спасла дом Марины Цветаевой в Борисоглебском переулке. Не выселялась из него, когда решение о сносе дома было уже принято и во дворе стояли бульдозеры. В доме теперь музей, Надежда Ивановна по-прежнему - главный его хранитель. По-прежнему в ее квартире бывают хорошие люди, и не только известные.

Надежда Ивановна дружила с Вероникой. Еще в первую нашу встречу, лет десять назад, сказала: "Сюда часто прибегала Вероничка Тушнова..." Раньше я думала, что та, как и все, любящие Цветаеву, приходила сюда в "Маринин дом". Оказалось, в войну они вместе работали в госпитале.

...Надежде Ивановне 22 года, Веронике - чуть больше. Надежда Ивановна - начинающий хирург, Вероника - палатный ординатор. Она занимается гистологией, пишет диссертацию. У нее растет дочка Наташа, которую Вероника обожает.

"Вероника была потрясающе красива! - Надежда Ивановна повторила слова Марка Соболя. - Все мгновенно влюблялись в нее. В госпитале слыла главной утешительницей. Могла вдохнуть жизнь даже в безнадежных больных. Бескорыстно помогала всем, чем могла. Мы даже по возможности старались освобождать ее от работы, потому что в ней очень нуждались раненые. Вероника просто жила человеческой судьбой...

Каждую минуту она что-то сочиняла. Часто ее находили пишущей в какой-нибудь маленькой комнатушке. Привозили раненых, нужно было идти. Но, едва выпадало свободное время, она снова погружалась в свой поэтический мир.

Тем не менее позже, спустя годы, она долго не решалась выбрать дорогу в литературу как единственную.

О Веронике нужно писать с позиции ее сияющего света любви ко всему. Она из всего делала счастье..."

...Мне было 16, я поступала в институт. Хорошо помню то лето. Мы снимали дачу недалеко от Москвы. На консультации и экзамены я ездила в город электричкой. Помню нашу платформу со звучным названием Манихино, мокрую после дождя. Я выхожу из вагона. Вдыхаю сырой, наполненный запахами грибов и трав воздух и, забывшись, читаю вслух:

        Сто часов счастья...
        Разве этого мало?
        Я его, как песок золотой,
        намывала,
        собирала любовно, неутомимо,
        по крупице, по капле,
        по искре, по блестке,
        создавала его из тумана и дыма,
        принимала в подарок
        от каждой звезды и березки...

Эту песню тогда часто передавали по радио - в прекрасном исполнении ранней, не обремененной славой Аллы Пугачевой.

Задолго до моего открытия Пастернака и Арсения Тарковского, до настоящего, зрелого понимания Цветаевой я вывела свою формулу счастья так: гудящие от ветра провода, мокрые электрички, полночный скрип половиц старого деревянного дома... И острое предчувствие любви - задолго до ее прихода.

Все это щедро подарила мне Вероника Тушнова.

Я пишу о Веронике в глухой северной деревушке. Несколько домов вдоль дороги, старые, видавшие виды сараи, гнезда ласточек под крышами... И вечные кукушкины пророчества.

Я еще не знаю, что навсегда запомню эти летние дни.

Когда пишешь о тех, кого любишь, всегда мысленно разговариваешь с ними. Для каждого такого разговора выбираешь свое, особенное время. Им стали удивительные, самые короткие в году белые ночи. Ночи, в которые не спится и когда можно писать, не зажигая свечи. В такие тихие часы хорошо вслушиваться в себя, вспоминать прошлое. Следить за неярким белесым светом, проникающим в низкие окна, словно за отголоском чьей-то судьбы.

В тот последний наш разговор с Надеждой Ивановной мы долго рассматривали фотографии. Больше других мне запомнилась одна, давняя карточка. Вероника на улице. В обеих руках у нее дыни. Огромные, полосатые, тяжелые. Они едва умещаются в ладонях.

Такой же - нелегкой и огромной - была ее жизнь.

Лицо Вероники светится счастьем.

Источник: Учительская газета.