См. также:
Д.Давыдов
Страница автора:
стихи, статьи.
СТИХИЯ:
крупнейший архив
русской поэзии
Денис Давыдов (Русские поэты, 1996)
В. Орлов
Однажды, в 1793 году, Александр Васильевич Суворов, в ту пору командовавший кавалерийским корпусом, возвращался с маневров. В белой рубашке и солдатской каске, без ленты и орденов, прискакал он на саврасом калмыцком коне в лагерь Полтавского легкоконного полка. Все население лагеря и близлежащего села высыпало в поле. Каждый хотел хоть издали взглянуть на знаменитого полководца. Прибежал и сын полкового командира Давыдова - резвый девятилетний Денис. Он весь был взор и внимание, весь - любопытство и восторг. Суворов остановил коня и спросил мальчика: «Любишь ли ты солдат, друг мой?» - «Я люблю Суворова; в нем все: и солдаты, и победа, и слава»,- мгновенно ответил тот. «О, помилуй бог, какой удалой! Это будет военный человек...» Так великий Суворов напророчил Денису Давыдову его судьбу.Сам Давыдов говорил потом: «Имя мое во всех войнах торчит, как казацкая пика». Он с отличием участвовал во многих боевых кампаниях: в 1806-1807 годах сражался с французами в Пруссии, в 1808 - со шведами в Финляндии, в 1809 и 1810 - с турками в Молдавии и на Балканах, в 1812-1815 бил французов в России и гнал их до самого Парижа... В народной памяти имя Дениса Давыдова неотделимо от Отечественной войны 1812 года как имя зачинателя и одного из руководителей армейского партизанского движения, которое сыграло немаловажную роль в победоносном исходе войны.
Яркая печать самобытности и талантливости лежала решительно на всем, что делал Давыдов. Это был на редкость щедро и разносторонне одаренный человек. Он бесспорно обладал крупными способностями военачальника и военного теоретика; был вполне оригинальным поэтом, со своим взглядом на мир, со своей художнической манерой; писал превосходную прозу; и, наконец, сам по себе, как личность, как характер, выделялся из общего ряда, был удивительно целен и неповторимо своеобразен.
Родился Денис Васильевич Давыдов в Москве, а рос и воспитывался «под солдатской палаткой», кочуя с отцом по местам стоянок его полка. Выросший в военной среде, он с самых ранних лет проникся «суворовским духом» и мечтал только о военной карьере.
В 1801 году он явился в Петербург и, несмотря на малый рост, добился зачисления в особо привилегированный Кавалергардский полк, куда принимали только высоких, бравых молодцов.
Вскоре Давыдов начал писать стихи, главным образом сатирического содержания. Они послужили причиной внезапно разразившейся над ним грозы. В 1804 году за «возмутительные стихи», высмеивавшие придворную знать и задевавшие самого царя, Давыдов был удален из гвардии и послан в армейский гусарский полк, расположенный в глухом захолустье. С тех пор и уже навсегда в правительственных кругах за ним установилась репутация дерзкого на язык смутьяна, человека политически неблагонадежного.
1812 год застал Давыдова уже много повоевавшим офицером, с богатым боевым опытом. Он глубоко постиг народный, национально-освободительный характер этой войны. Патриотическое одушевление народа, поднявшегося на борьбу за освобождение отечества, подсказало Давыдову его замечательный «план партизанских действий». Он представил этот план главнокомандующему Кутузову накануне Бородинской битвы, и ему же было поручено испытать его на деле.
Всю Отечественную войну Давыдов провел в седле. Командуя небольшим отрядом, составленным из гусар и казаков, он проникал в глубокий тыл неприятеля, смело вступал с ним в неравный бой, брал много пленных и трофеев, формировал из крестьян партизанские дружины и снабжал их оружием, захваченным у противника. Он старался наилучшим образом приноровиться к обстановке: отпустил бороду, надел мужицкий армяк, на грудь повесил популярный в народе образ Николая-чудотворца и «заговорил языком народным». (Все это он делал потому, что крестьяне часто по ошибке принимали гусарскую форму за французскую.)
«Партизанские поиски» 1812 года доставили Давыдову громкую славу, вышедшую далеко за пределы России. О нем писали в европейских газетах, портрет его висел в кабинете Вальтера Скотта. Однако при всем том Давыдов чувствовал себя человеком несправедливо обиженным, обойденным по службе. Так оно и было на самом деле.
Встряска, которую Давыдов пережил в 1804 году, научила его некоторой осторожности, и с открытым политическим вольномыслием, так отчетливо проявившимся в его ранних стихах (например, «Голова и Ноги»), он простился. После окончания Отечественной войны он тесно общался с некоторыми учредителями и участниками декабристского подполья, но от вступления в тайное общество уклонился и даже спорил с будущими декабристами по вопросам их революционной программы и тактики.
Но он был человеком честным, благородным, просвещенным, и отказ от революционного действия уживался в нем с искренним и горячим осуждением беззаконий самовластия и крепостничества. Давыдов любил и уважал русского солдата и потому был смертельным врагом аракчеевщины, этой тупой и жесткой полицейской силы, камнем навалившейся на Россию. Он не скрывал своих взглядов, и военная бюрократия упорно и последовательно мстила ему за строптивость и злоязычие. Заслуги Давыдова не находили официального признания, всячески преуменьшались, порой вовсе замалчивались. В 1823 году скрепя сердце он вынужден был выйти в отставку. И хотя в дальнейшем его допустили к участию в персидской и польской кампаниях 1826 и 1831 годов, военная карьера прославленного героя, по существу, была насильственно оборвана.
Отставным генералом Давыдов поселился в деревне, занялся хозяйством, увлекся охотой, отдался литературным занятиям. Кроме стихов, он написал интереснейшие воспоминания о своей боевой жизни, очерки военных кампаний, в которых участвовал, и обширный «Опыт теории партизанских действий». И стихи и мемуарно-историческая проза Давыдова этих лет полны страстного негодования на «сильных гонителей», вынудивших знаменитого воина уйти на покой с «поля битв».
Стихотворное наследие Дениса Давыдова невелико, но обеспечило за ним почетное место в истории русской литературы.
В. Г. Белинский назвал поэтический талант Давыдова «замечательно самобытным» и причислил его к «самым ярким светилам второй величины на небосклоне русской поэзии».
В стихах Давыдова особую роль играет военная тема. Но если поэты старшего поколения, касаясь этой темы, торжественно и громозвучно воспевали главным образом сражения, походы, подвиги царей и полководцев, то Давыдов в своих ранних, «гусарских» стихах и песнях открыл новую для русской поэзии область, а именно - военный быт (конечно, офицерский, а не солдатский), и в изображении его далеко отошел от какой бы то ни было торжественности и парадности. Он проник в мир чувств и настроений тогдашнего военного человека.
И хотя в стихах Давыдова дело сводится по большей части к внешним подробностям военного быта - к сабле и коню, трубке и картам, «жестокому пуншу» и «любезным усам», и т. д.- даже на этом материале поэту удалось создать ярко живописный образ «старого гусара». Это не только забубенный весельчак, «ёра, забияка», но и прямодушный, смелый человек, преданный своему патриотическому долгу, чуждый лести, низкопоклонства и всяческих светских условностей. Это был на редкость живой и совершенно реальный образ, производивший впечатление резкой новизны на общем фоне тогдашней поэзии. Такой герой и говорить должен был на присущем ему языке, и Давыдов с большим искусством овладел легким, бойким, непринужденным поэтическим слогом, сохраняющим разнообразные оттенки живой разговорной речи и проникнутым духом острословия.
Именно эта самобытная поэтическая манера Давыдова произвела сильное впечатление на современников.
Удалые «зачашные песни» поэта-партизана пользовались громадной популярностью: их переписывали в заветные тетрадки и заучивали наизусть и множество молодых людей «воображали себя Бурцовыми». Поэты всех рангов и направлений наперерыв воспевали Давыдова и охотно перенимали его манеру. Пушкин утверждал, что именно Давыдову был обязан тем, что не поддался в молодости исключительному влиянию Жуковского и Батюшкова. «Он дал мне почувствовать еще в лицее возможность быть оригинальным»,- сказал Пушкин о Давыдове и признавался, что подражал ему в «кручении стиха», «приноравливался к его слогу».
Темпераментную «гусарскую» манеру Давыдов в значительной мере сохранил и в наиболее удачных поздних стихах.
В 1836 году он написал свое последнее и знаменитое стихотворение - «Современная песня». Стоявший в стороне от прогрессивного идейного движения, Давыдов не понимал и не принимал устремлений передовой русской общественности 30-х годов, и это сказалось в «Современной песне», по замыслу автора направленной против «новых людей» и «новых понятий».
Но вместе с тем Давыдов дал в этом стихотворении замечательно острую, разоблачительную характеристику болтуна-барина, прикрывающего маской напускного либерализма свою подлинную физиономию крепостника:
А глядишь: наш Мирабо Старого Гаврило За измятое жабо Хлещет в ус да в рыло...Под конец жизни Денис Давыдов почти целиком ушел в воспоминания об эпохе наполеоновских войн, в которую он, говоря его же словами, навсегда «врубил свое имя». Знаменитый воин, избежавший смерти в десятках сражений, тихо скончался от удара в своем симбирском поместье Верхняя Маза.Источник: Русские поэты. Антология русской поэзии в 6-ти т. Москва: Детская литература, 1996.
