Бертольт Брехт
 все об авторе
Примечание: Потому что эти произведения взяты из других источников, я не ручаюсь за их достоверность. Выверенные тексты находятся на заглавной странице автора. По мере сверки с достоверными источниками, эти стихотворения будут переводится в основной раздел.
Содержание:

» Детский крестовый поход
» Когда в белой больничной палате...
» Лошадь Руусканена
» Ответ на стихотворение
      
* * *
Когда в белой больничной палате 
Я проснулся под утро
И услышал пенье дрозда,
В тот момент стало мне ясно, что с недавней поры
Я утратил уже страх смерти. Ведь после нее никогда не будет мне плохо, поскольку не будет меня самого. И я с радостью слушал пенье дрозда, которое будет, 
Когда не будет меня.

(Перевод И. Фрадкина) 
апрель 1956, больница Шарите

Источник: Прислал читатель


ОТВЕТ НА СТИХОТВОРЕНИЕ

Неужель откажемся от цели
Все устроить в мире по-иному,
Мучаясь от жажды, неужели
Полный кубок предпочтем пустому?

Неужель отныне наша доля - 
За дверьми господскими остаться,
Ждать, когда они сказать изволят,
Как тебе страдать и наслаждаться?

Я уверен, это в нашей власти,
Сеятелям зла ни пяди счастья
Не отдать и, выстояв, самим
Сделать мир воистину живым!

(Перевод В. Вебера)
Источник: Прислал читатель


ЛОШАДЬ РУУСКАНЕНА
Когда третья зима всемирного кризиса наступила,
Крестьяне под Нивалой валили лес как обычно
И, как обычно, низкорослые лошадки
Волочили бревна к реке, но в этом году
Они получили за бревно всего пять финских марок, то есть столько,
Сколько стоит кусок мыла. Когда наступила четвертая
 весна всемирного кризиса,
Были проданы с молотка дворы тех, кто не уплатил
 осенью налогов.
Те же, кто уплатил, не могли купить овса лошадям,
Необходимым для всех работ — полевых и лесных,—
И у лошадей торчали ребра, чуть ли не протыкая
Шкуру, лишенную блеска. И тогда пристав из Нивалы
Пришел к мужику Руусканену на поле и сказал
Важно: «Разве ты не знаешь, что есть закон,
Воспрещающий мучить животных. Взгляни на твою лошадь. Ребра
Торчат у нее из-под шкуры. Эта лошадь
Больна, ее надо зарезать».
Сказал и пошел. Но три дня спустя,
Проходя мимо, он снова увидал Руусканена
Со своим тощим конем на своем крохотном поле, словно
Ничего не случилось, и не было закона, и не было пристава.
Озлясь,
Он послал двух жандармов с строжайшим приказом
Отобрать у Руусканена лошадь и
Немедленно отвести подвергавшееся издевательствам животное
К живодеру.
Жандармы же, волоча за собой лошадь Руусканена
По деревне, увидели, когда оглянулись,
Что из всех домов высыпают крестьяне и бегут
Следом за лошадью, и на краю деревни
Они неуверенно остановились, и крестьянин Нисканен,
Смирный мужик, приятель Руусканена, высказал предложенье:
Соберут они, дескать, всем миром, немного овса
Для этой лошади, и тогда ее резать не надо.
Так что жандармы привели к животнолюбивому приставу
Не лошадь, а крестьянина Нисканена, носителя радостной вести,
Спасительной для лошади Руусканена. «Слушай, пристав,—
Так он сказал,— эта лошадь не больна,
Она просто не ела, а Руусканен
Без своей лошади с голоду помрет. Зарежь его лошадь,
И вскоре придется зарезать хозяина. Так-то вот, пристав».
«Как ты со мной говоришь?— сказал пристав.— Лошадь
Больная, закон есть закон, и потому ее зарежут».
Угрюмо вернулись
Вместе с Нисканеном в деревню оба жандарма,
Вытащили у Руусканена из конюшни лошадь Руусканена,
Собрались волочить ее к живодеру, но,
Подойдя к краю деревни, увидали, что там пятьдесят
Мужиков стоят, как гранитные глыбы, и смотрят
Молча на обоих жандармов. Молча
Оставили оба клячу у края деревни.
По-прежнему молча
Крестьяне Нивалы повели клячу Руусканена
Назад, в конюшню.
«Это мятеж!» — сказал пристав. Через день
Поездом из Оулу прибыло десять жандармов
С винтовками — в Нивалу.
Окруженную цветущими полянами, чтобы только доказать,
Что закон есть закон. В этот день каждый
Мужик снял с гвоздя, вбитого в чистую стену,
Ружье, висевшее рядом с ковриком,
Где вышиты были изречения из Библии,— старое ружье,
От гражданской войны 1918 года. Оно было выдано
Против красных. Теперь
Его повернули против десяти жандармов
Из Оулу. Уже в тот же вечер
Триста крестьян, пришедших из многих окрестных
Деревень, окружили дом пристава
На холме близ церкви. Несмелой походкой
Вышел пристав на крыльцо, поднял белую руку
И сладко заговорил о лошади Руусканена, суля
Оставить ее в живых, но крестьяне
Говорили уже не о лошади Руусканена,— они требовали
Прекращения продаж с молотка и отмены
Налогов. Напуганный до смерти,
Пристав побежал к телефону, потому что крестьяне
Забыли не только о том, что есть закон, но и о том,
Что есть телефон в доме пристава, и он передал
В Хельсинки по телефону свой вопль о помощи, и в ту же ночь
Из Хельсинки, столицы, на семи автобусах
Прибыли двести солдат, вооруженных пулеметами, во главе
С броневиком. И эта военная сила
Одолела крестьян — их пороли в Народном доме.
Суд в Нивале приговорил зачинщиков
К полутора годам тюрьмы, чтобы в Нивале был
Восстановлен порядок
Изо всех виновных
Была помилована только лошадь Руусканена
Вследствие личного вмешательства государственного министра,
На основании многочисленных петиций.

Перевод Е. Эткинда
1941

Бертольт Брехт. Стихотворения. Рассказы. Пьесы.
Библиотека всемирной литературы. Серия третья.
Литература XX века.
Москва: Художественная литература, 1972.



ДЕТСКИЙ КРЕСТОВЫЙ ПОХОД

В Польше, в тридцать девятом,
Большая битва была,
И множество градов и весей
Она спалила дотла.

Сестра потеряла брата,
Супруга — мужа-бойца,
Ребенок бродил в руинах
Без матери, без отца.

Из Польши не доходили
Газеты и письма до нас.
Но по восточным странам
Престранный ходит рассказ.

В одном восточном местечке
Рассказывали в тот год,
О том, как начался в Польше
Детский крестовый поход.

Там шли голодные дети,
Стайками шли весь день,
Других детей подбирая
Из выжженных деревень.

От этих лютых побоищ
И от напасти ночной,
Они хотели укрыться
В стране, где мир и покой.

Там был вожак малолетний,
Он в них поддерживал дух
И, сам не зная дороги,
О том не сетовал вслух.

Тащила с собой трехлетку
Девчонка лет десяти,
Но и она не знала,
Где будет конец пути.

Там в бархатной детской блузе
Еврейский мальчонка шел,
Привыкший к сдобному хлебу,
Себя он достойно вел.

Был там также и пес,
Пойманный на жаркое,
Но пес стал просто лишний едок,
Кто б мог совершить такое!

Была там также школа,
И мальчишка лет восьми
Учился писать на взорванном танке
И уже писал до «ми...».

Была здесь любовь. Пятнадцать
Ему и двенадцать ей.
Она его чесала
Гребеночкой своей.

Любовь недолго длилась,
Стал холод слишком лют.
Ведь даже и деревья
Под снегом не цветут.

Там мальчика хоронили
В могиле средь мерзлой земли.
Его несли два немца,
И два поляка несли.

Хоронили мальчика в блузе
Протестант, католик, нацист,
И речь о будущем произнес
Маленький коммунист.

И были надежда и вера,
Но ничего поесть,
И пусть не осудят, что крали они
У тех, у кого есть.

И пусть за то, что не звал их к столу,
Никто не бранит бедняка.
Ведь для пятидесяти нужна
Не жертва, а мука.

Шли они больше к югу,
Где в полдень над головой
Солнышко стоит
Как добрый часовой.

Нашли в бору солдата,
Раненного в грудь,
Выхаживали, надеясь,
Что он им укажет путь.

Сказал он: ступайте в Билгорей!
Он, видно, был сильно болен.
И умер через восемь дней,
И тоже был похоронен.

Там были дорожные знаки,
Но их замели снега,
И они показывали туда,
Где не было ни следа.

И это никто не сделал со зла,
Так было нужно войне.
И они пытались искать Билгорей,
Но не знали — в какой стороне.

И они столпились вокруг вожака
Среди ледяной округи.
И он ручонкой махнул и сказал:
«Он должен быть там, на юге!»

Однажды они увидали костры,
Но к ним не подошли.
Однажды три танка мимо прошли,
Кого-то они везли.

Однажды город вдали возник,
И тогда они сделали крюк,
Потому что людей и людское жилье
Обходили за десять округ.

Пятьдесят пять их было в тот день
В юго-восточной Польше,
Когда большая пурга мела.
И их не видели больше.

Едва глаза закрою —
Вижу снежный покров,
Вижу их, бредущих
Меж выжженных хуторов.

Над ними в облачном небе
Я вижу новые стаи!
Бредут они против ветра,
Пути и дороги не зная,

В поисках мирного края,
Где нет ни огня, ни грома,
Несхожего с их страною,—
И вереница огромна.

И кажется мне сквозь сумрак,
Что это из страшной сказки:
И множество лиц я вижу:
Желтых, французских, испанских,

В том январе в Польше
Поймали пса, говорят,
У него на тощей шее
Висел картонный квадрат.

На нем написано: «Дальше мы
Не знаем пути. Беда!
Нас здесь пятьдесят пять,
Вас пес приведет сюда.

А если не можете к нам прийти,
Гоните его прочь,
Но не стреляйте: ведь он один
Может нам помочь».

Надпись сделана детской рукой.
Кто-то прочел, пожалел.
С тех пор полтора года прошло.
И пес давно околел.

Перевод Д. Самойлова1
1941

Примечания
1. См. раздел Д. Самойлова на этом сайте. Обратно

Бертольт Брехт. Стихотворения. Рассказы. Пьесы.
Библиотека всемирной литературы. Серия третья.
Литература XX века.
Москва: Художественная литература, 1972.



Стихия    СТИХИЯ: Лучшая поэзия © 1996-2006
Вопросы и комментарии? Пишите