* * *
Прибой стиха идет волне вослед,
Один и тот же берег перед ними,
Волна горит, распавшись в пенном дыме,
Но стих живет - ему распада нет.
Но стих, родившись из глубин бездонных,
Идет волной и облаком летит,
Кочует птицей по лесам зеленым,
Листвой над самым сердцем шелестит,
Лежит зерном в глухое время года,
Вновь говорит,встав от молчанья сна,
Он входит в жизнь, в круговорот природы,
Он - чувства все, все года времена.
Источник: Прислал читатель
КОЛЫМАГА
По простору, по рассейскому раззору,
Озорству -
Спотыкаясь через гору,
Клочья кожи взмыв в бору,
Перекатом по оврагу
Тащат клячи колымагу.
Византийская икона,
Позолочена попона,
Грыз огонь - не догрыз.
Бармы ли - лоскутья Мономаха,
Ката ли проклятая рубаха
Свисла вниз.
Развалюга-колымага по грязи
Хлюпает - эй, клячи, вывози!..
Стала!
Сдохла на пристяжке, не дошла,
У бесхлебного села,
У киргизского привала.
Хан ли темный, царский ли сарбаз
Ласкою ременной вдоль горба
Раз - не в раз
В лоб и в глаз,
В дохлый пар -
Тащи, две!
Над Яузою Никола слюдяной.
Не в Успенском ли посту
С недожеванной травой
В беззубом рту
Под боярскою стеной
Хлопнула вторая - головой
Лежи!
Мясо - татарве, а кожу - Бог
Не велел ли немцу на сапог.
Кляч ли не было на Руси -
Ты третья - хмара
Глаз - алтын распухший - не коси, -
Даром!
На оглоблях ситец да парча,
Кружевница!
Чорт с болотом крысу повенчал -
Нету пальцев на руке - чем молиться?
Не дотащишь.
Что торопишь ход?
В Смольный, под пулемет?
С моста через перила?
Сбили в сбитень силу,
С'ели византийскую парчу
С патокой мыши.
Черный приживала твой, бродяга -
Ворон душу заживо клюет -
Петропавловских ворот
Не увидишь, - слышишь, -
Дьявол-колымага!
Источник: Советская литература
ДОРОГА
"Все расскажу откровенно, чтоб
мог ты всю истину ведать..."
Одиссея п. XIV.
О городе Тифлисе, о его двойной
душе и о том, что каждому путнику
приходит время возвращаться домой.
Моим гортанным толмачом
Был сам Тифлис, и в толчее
Горбатых улиц он учел,
Что он богаче и ловчей.
То хвастал пышной тканью,
Или зурной хвалебной,
То падал в серной бане
Снопом воды целебной,
Сбегая с головы
Прокипяченной дрожью
На каменные швы
У моего подножья.
Из бани, слова не сказав,
Швырял меня в Шайтан-базар,
Где солнечной экземой
Изъедены до пыли
Карнизы, щеки, этажи,
Где он рассыпанный лежит
Коробочной системой
Товарных изобилий.
Не смерч меня издалека
Занес,- при чем тут ветер,-
Я лишь прохожий и пока
Плохой свидетель, но свидетель,
И я вношу поправку
В твоих лавчонок строй,
В харчевен топот бычий,
Тифлис, а ты - смешной.
Ты прошлым обезличен.
Твои цырюльники, бренча
Всем арсеналом мелким,
Рвут бороды, качаясь,-
Но это ведь подделка?
Ослы твои под плетью,
И с их хурджинов ловких
Стекают все столетья,
Но это же издевка?
Он был высоким толмачом,
Тифлис, когда и в толчее
Моих насмешек он учел,
Что он богаче и ловчей,
И я увидел между плеч,
Кирпичных плеч и серых,
Где и барану душно лечь,-
Резвится галстук пионера.
Старинный оседлав устой
Военной колокольни,
С разъяренной краснотой
Висит пятиугольная...
Забыв Шахсей-Вахсей, мулла
Косит халат из-за угла,
Отдав поклоном поясным
Почет плакатам расписным.
В партийных войск линейный звон,
Где Юг и Запад на коне,
Вбегает кличей сходка,
Газетный дождь и, наконец,
Резвящихся гогон!1
Павлиния походка...
Стакан вспотел, но в чай-хане
Сквозняк живет, и оттого
Вода прохладнее всего.
И вот усмешки ни одной,
Ты собран весь, ты дышишь чаще,
Когда прощаешься с двойной,
С тифлисской правдой, как участник.
Уж Север звал меня условными
Сигналами вернуться:
Обманами снега в горах,
В реке пролетавшими бревнами,
Узором чай-ханного блюдца,
Приказывал Север вернуться.2
Как выглядит ночная Грузия
и Зем-Авчальская гидростанция.
Седлаю ночь. Дорогу кличу,
Тифлис за нами, ночь и я,
Мы золотим, как зуб, добычу,
Но слушай нас, Ирония:
Где пухнут плотиной Авчалы,
Ты снизишь дороги полет,
Оставишь мотор и причалишь
К дрожащему борту работ.
Теперь же чинары и вязы
С размаху бросаются к нам,
Еще не споткнувшись ни разу...
Теперь же по сторонам
Спит Грузия, запаковав
Забот старинные мешки,
В ларях, на холмах раскидав,
Гляжу на них из-под руки.
Нежданней блеска алыча,
И для нее и для меня
Свет пневматического дня
Буравит серый лоб Авчал.
Здесь доблесть заново свежа
И руки греет на юру,
Здесь режут без ножа
Вопящую Куру.
Чтобы стальной гусак
Волны слепой шатанье
Заставил проплясать,
Плясать по расписанью,
Машинная игра
Чтоб тешилася хмуро,
Свирепая Кура,
Ты станешь робкой курой.
Снует рабочая орда,
Ордою той переиначен,
Один, кричавший: хабарда,-
Глядел, других иначе.
Как ни закатывай рукава -
Ты среди пестрых пестрый,
Слишком отчетлива голова
И ярость не по росту.
- Довольно, ты схвачен - сознайся,
Не ты ли грозу горячил?
Не ты ль опрокидывал барса?
И ямбу судьбу поручил?
Товарищ, не правда ль? -
Сказал он, вставая,
- Я в книге оправдан,-
Но здесь - я не знаю.
Я долго в печати
Коптился и понял,
Что нужно начать мне
Иную погоню.
Откинув молчанье,
Сквозь цепкие, длинные,
Леса примечаний,
Статей с укоризной,-
Я вышел в долину,
Где нет архаизмов -
Оставив подрясник
На белых страницах,
Я выпал из басни,
Чтоб здесь повториться.
Теперь в отряхающем
Каменность мире
Я снова ломающий
Правила Мцыри.3
Да разве плотине, разве же ей
Понять беглеца такого?
Я руку его задержал в своей,
Смотря на него без слова.
Плотина росла, громоздясь по воде,
Над ней, над громадой теснящей,
Гремел пневматический день,
Как полный инструментов ящик.
Авчалы за нами, но я не бедней,
В конюшнях Иронии много коней.
О разбойнике Чолокаеве4 и гор. Душете.
Ты ждешь меня, Адай-Хох,
Великий орех ледяной?
Но в долине орех не плох,
А в потоке и лед иной.
Чего же тебе сидеть в душе,
Как служба в новобранце,
В семи шагах Душет
Стоит зеленый, глянцевый.
Правда, ты тишью радуешь,
Внизу же обвалы бед,
Давно ли, с отвеса падая,
Чолокаев душил Душет.5
Купаясь ястребом хриплым,
Бесславя горское право,
Он вольность украсил скрипом
Измен, позументом ржавым.
Как тень гонимой породы,
От чутких погони ушей
Бежал трущоб воевода
К навесам шалашей.
Плевал на кровли скромные
Слал на них топор,
Топча ногой бездомной
Беднейшие из нор.
Так ты уважил нищету?
Шакал не ляжет с тобой тут.
Вниманье, князь,- на родине,
Где море зыбь глухая,
Шалаш такой же, в роде
Последнего сарая.
К нему вот на пустырь,
Подрезанный прибоя бритвой,
Пришел гостить, не то, что ты,
Хозяин битвы - перед битвой.
Строитель дома для вселенной
Пришел, как равный к шалашу,
А твой мирок, владыка пены,
Я только в случай заношу.
Душет, я отошел на вызов,
Забыл о глянце, о душе
Твоих веранд, ворот, карнизов,
Коров и горожан, Душет.
Не обижайся, недосказ
Необходим, как недосол,
Не я виною, что сейчас
Пылит дороги колесо,
Что миссия моя - не ты,
Что я из стаи гончих,
И, как собака, поостыл,
Охоты не окончив.
Автор поносит Пасанаур,
бреется и, страдая бессонницей,
ведет ненужные разговоры с
медвежонком.6
На Север! Там не потухает
Мой дом, исполненный вчерне,
В который бьет река лихая,
Врагов наследственных верней.
Второю станцией на "ур" -
Ко мне идет Пасанаур.
Айвы и водки маклер,
Форелей пожирнее,
С матрацами из пакли
На жидких галлереях,
Пером мохнатых кур
Нацеливший в меня,
Ты - мещанин Пасанаур,
Забывший паспорт обменять.
Ты высох на безлюдьи,
Валяясь на перинах;
Кабан, мы бриться будем
На зло твоей щетине.
Сегодня вечер прожит,
Похолодели гребни
Ущелий. Зеленой
Стучат листвой виски.
Намылен помазок,
Бумагу нам одолжит
Заброшенный учебник,
Где по морям графленным
Ползут материки.
Но старый атлас вылинял,
Кинь глазом по странице,
Как много стран намыленных
Ждут очереди бриться.
Мы будем и на выстрелы
Лицом равняться голым,
Раз имена земель в порезах,
Раз времена расколоты.
... В Пасанауре двор метен
Бывает в день не раз,
Гуляя - призываю сон,
Но он дичится глаз.
Но сон и глух и нем...
Цепями нагруженный,
Из-за столба ко мне
Выходит медвежонок.
Как-будто бы огонь,
Как-будто вихорь бурый
Лизал его всего,
И выгорела шкура.
Ленивый великан,
Пасанаурский Санчо,
Он тоже, как Духан,
Урча подачки клянчит.
- Облизывай, рыжий,
Старательней корку,-
Тебя же кнут оближет,
Как солод горький,
Тебе гулять
В дворовой душной рвани,
Твои поля
Засеяли мещане.
И сдохнешь не на родине,
Земляк.
У потных ног их
Шеей шевеля.
Чтобы кончать -
Свинцом пробьют висок,
... Он заворчал
И цепи поволок.
И лег меж ночью и столбом,
А звезды рвалися к нему,
Но он, как старый астроном,
Храпел у спячки на дому.
Тут сон ударил по плечу,
Задул окно, закрыл свечу.
Прогулка в страну хевсуров,
где медвежонок пускается
в рассуждения и приводит
автора в негодование.
Не озабочен лунной сметой,
У звездной знати не в чести,
Я просыпаюсь, чтобы в этой
Главе лунатиком пройти.
Медведь поднялся с четверенок,
Кричит за цепную межу:
- Выходи, я тебе и без денег,
Я задаром свой край покажу.
Одежды дерева в лесах,
Природу зуба, когтя, лая...
Я взвесил цифры на часах,
Они сказали: погуляем.
И я гулял, теряя вес -
В глазах провалы жили,
Часов не счесть и верст не счесть,
Но только все кружилось.
Кружила по ногам трава,
Не приходившая обратно,
Ущелий бешеные пятна,
Их темно-ярусный провал,
Их поворот невероятный
Своей неправдой подкупал.
Шумели спины вепрей,
Народ такой - хевсуры,
Хевсуров замки крепли,
Над бездной мост просунув.
И я шагнул во сне
Туда, где замерла нога,
Где граждане камней
Сидят у очага.
Для встречи новой осени,
Для укрепленья духа,
Бушует в их обсосанных,
Кривых рогах сивуха.
Что здесь городской наряд,
Моей смятой каскетки блин,
Если черная гор заря
Одевает их до земли?
Лучины стелют по полу
Худые облака,
Года проходят около,
Хевсуров не толкая.
Потеет сборище кольчуг.
Огонь пылает бородатый,
И сабель сто и копий сто -
Как объяснить, что я не то,
Что я не только сон, я - друг,
Я - современья соглядатай.
Медвежий смех в глаза мне:
- Каков мой край родимый,
Кунак, прошу запомнить:
Мы злы и нелюдимы.
Та самая не наугад,
Подобная потопу,
Шагающая в ногу,
Меж классовых бригад,
Штурмующих Европу,
Та самая, что в споре
Столкнула земли лбами,
С кольцом в носу,- История
Тут властвует над нами.
Тут не при чем бетон и кран
Подъемный, свист литейной,
Пока заведует туман
Отделкой троп затейной.
Тут запах неуместен
Твоих столичных песен,
Пока под красною луной
Наездник тешится войной,
Арканом женщин спутав,
А в душах, точно в порах,
Все так свежо, как будто
Еще в проекте порох.
Тогда, задув обид свечу,
Тогда, размахиваясь,- ведь
И я не каменный,- кричу:
- Остановись, медведь.
Довольно темнотой свистеть,
Молчи пока, как я, как те,
Которым не до шутки,
О привилегиях когтей
Забудь, мятежник явный.
Я не бросаю камня в тебя
И в них. Я поостыл,-
Но знай - далеко ль, здесь ли,
Такого скептика, как ты,
Когда-нибудь повесят.
... Сквозь облачную смуту
Возникло солнце в комнате
Как столб огня в траншее,
Но сон есть сон. Запутав,
Швыряю эти строки
Любителям на шею.
Об одной маленькой девочке в Осетии
и о больших дорогах вообще.
На Север! Там одна простая
Душа волнует жизнь мою,
Под теплый дождь лицо подставив,
Она смеется мне на Юг.
Дорога - что? Чинар расщеп,
Редкой воды полоса,
Друзья на час, тарелка щей,
Слова без адреса
И снова ночь.
И снова день навстречу
Работы клонит,-
Ряды овечьи
Осетинка гонит.
Ей только семь веселых,
Разбойных лет,
Ее колени голые
В песке, в золе.
Она куста не выше
В сентябрьской позолоте,
И нищетою вышиты
Ее лохмотья.
Ну, вырастет она,
Обычаю в отраду,
Даст клятву чугунам,
Стойлу, стаду.
Служанкою пройдет
Жилья на дно,
И все затянет лед,
И снова - ночь?
Иль Северный устав
Глаза приманит,
И для нее верста
Овечья стыдной станет?
Пока же день горбат,
Все по-другому,
И голода арба
От дома к дому.7
Мне жаль, Осетия,
Что ты такая,
Как на рассвете
Заря скупая.
Ветшает юность, как мешок,
Ее встряхнув, найдем
Тут - бег бровей, там - шарфа шелк,
Здесь год любой войны, и в нем
Дорога - что? Горниста выдох,
Недели - крови пузыри,
Зима, любовниц ветер выдал,
Сломал и память раздарил.
Опять блуждать, опять уметь
Дразнить людей, пожалуйста,
Я жил у счастья на уме,
И мне не жалко жалости.
Весы дорог, времен, мест,
Отнюдь не безусловны,
Дается старенький провес
На всякое любовное.
Поверь, дитя Осетии,
Не до конца я скучен?
Есть басня на примете,
Дежурная на случай.
О том, как тигр попал на Майдан
В глуши, Ленкорани левей,
Где конь не оближет удил,
Зверь закаспийских кровей,
Жирея в меру, бродил.
Но чаща такой преснотой
Окачивала и окручивала,
Что тигру наскучил постой
И дружба с бамбуком наскучила.
Кидая день и дом и дым
Своих незваных ужинов,
От верной еды, от жены, от воды
Сбежал полосатый труженик.
И, странствуя между делом,
Сбивал он скулы волку,
Овечью чистил мелочь,
Купался и шел, как по шелку.
Люди толпились. Река лилась,
Долина в Зелень наряжена,
Такая природа и требовалась
Для тигра, задором заряженного.
А как поглядел он с размаху вниз,-
Увидел не пропасть просто:
Внизу расходился ночной Тифлис,
Огнями Куру захлестывая.
И лопался тигр от гордости,
Что вот добежал из чащи:
- Тут можно и славу приобрести,
Любовь, уют настоящий.
А к утру лежал на Майдане он,
Убитым хвостом болтая,
Толпа зевак со всех сторон
Росла, зевала, таяла.
Так постоянно гонится мир
Через пустыни и смех и вой,
Так добежим до Майдана и мы,
Лечь под ногой ротозеевой.8
Упрощенный Терек, Храбрый Хадзимет,
каменный патруль и непочтительное
отношение к древности.
Пока я время проводил
В тигриных краснобайствах,
Дорога лезла впереди
По каменным хозяйствам.
И вот уж под тучей холщевой,
Где беглые сосны висят,
Над Терека громом дешевым
В аулах пасут поросят.
Времен мелеет быстрина,
Сокол понял, Терек злится,
Что запах шерсти и вина
Ценнее недр пороховницы.
Анкета горного орла
Невелика и неуклюжа,
Как горца хлеб и кислый ужин,
С былой гордыней пополам.
Но было и время такое,
Дигорию поднял Такоев.
Как бревна в потоке,
Губя переправу,
Металися белые сабли
Направо.
Как бревна в потоке
Ломают ребро,
О горы ломались
Пики Шкуро.
Но бою и горю
Преграда какая?
Копытом Дигорию
Рвет Бигаев.
Обуглись, но выстой,-
Выхода нет.
За кровь керменистов
Встает Хадзимет
Черкеска и маузер,
Ночь - заодно,
Пояс - набитый
Громким зерном.
В нагорном Ардоне
Развьючены кони,
В нагорном Ардоне
Храпят на попоне.
Коня ли, быка ли
Возьмут на восходе,
В расходе - Бигаев,
И мститель - в расходе.
Так бились налево,
Сверкали направо.
Плыви, если нет
Сухой переправы.
Не правда ли, Симон Такоев,
Ведь было же время такое?9
От Терека тесного
До вод до горячих,
Так ли поется песня,
Так ли поется песня,
Или уже иначе?
Или уже иначе?
Мотор хрипит, дрожа за шины,
Как нервны дикие машины...
Ущелья виден вход мышиный.
Но, стой! - Гвардейцы здешних мест -
Идут сверхсрочные вершины
Моим путям наперерез.
Из общей джигитовки выпав,
Их впереди, как старый бек,
В гранитной бурке, пересыпан
Почтенным снегом сам Казбек.
Его не купишь серебром,
Его не переспоришь спором,
Я приучен, что с патрулем
Документальны разговоры.
Влезаю в сумку, достаю
Бумагу, где простых
Десяток слов, что я стою
За ветер, против духоты,
А еду к Северу, к себе,
Что любопытством путь измерил,
Что вот печать - ряд подписей,
На случай скрепленных доверьем.
Но не приняв письма разводов,
Туманы натянув до щек,
Гора молчит, Казбек уходит,
Старик не грамотен еще.
Мотор - дикарь - его притом,
Как и меня - пути казнят,
Писать раздвоенным пером
Нелюбопытная возня.
Так выпрямляй его, как яд
Прямит корму - уже о старом,
Уже бормочет нам Дарьял
С авторитетом дней Тамары.
Вот стены рваные, о чем
Воды холодное ворчанье,-
Не торговаться ж с кирпичом:
То был ли замок или баня.
Ну, ошибемся, так живьем
Руин укор переживем.
Как в переполненном аду,
В ущельях гулы на виду.
Последний хруст, последний камень,
Кавказ морщинится за нами,
Кавказ за нами жмет кулак:
То сыплет прошлым, то дождем,
То устилает землю тенью,
То ледяные шлет огни,-
Не так ли или точно так
У поэтической родни
Эпитет ищет назначенья.
Упали горы,- посмотри:
В иной стране, в другом режиме
Встает содружество зари
С костром степного старожила.
Когда кончаются горы - начинается
степь, автор скромно впадает в лирику.
Я взял к вершинам не на выбор
Кратчайший путь - хребет седой,
Я перечел за глыбой глыбу
И бросил, вычитав одно:
Внебытовой покой камней
Не может снизиться, не в праве,-
А я равнинный мастер, мне
Страной заоблачной не править.
Вот едем низиной, все глубже, все туже
Степной ударяет уют,
Я вижу, как люди садятся за ужин,
В сараях коровы жуют.
И свечки наростами жира,
Шипя, обрастают пристойно,
А я по негнущимся лестницам мира
Скитаюсь котом беспокойным.
И с мышью вчерашней и с завтрашней мышью
Я в ссоре, и ссора не знает затишья.
Смеется осень между зарев:
- Послушай, путник, речь мою,
Не только я одна базарю,
Леса на ветер продаю,
Над промотавшимся туманом
Имен, обычаев, знамен,
Над прогоревшим балаганом
Земли встает аукцион.
Довольно звезд лелеять ворох,
На поэтическом шесте,
Мы их сравним с желтком, который,
Поджарясь, лопнул на плите.
Мы прошлому простить не можем,
Что жили с ним, его куски
Вложили в мозг, впитали в кожу
И вот не подаем руки.
Нас утомил размах впустую,
Со страстью к юному вину,
Как бородавку кочевую,
Хотим мы выжечь старину.
- Все так, цветное время года,
Разоблачай, рычи, дари,-
Но исторической погоды
Не я веду календари,
Темнеет степь,- все на свете,
Когда сентябрь, темнеет вдруг,
Я помню девочку Осетии
Такой, как встретил поутру.
Как на скалистом повороте
Она шумела по траве,
И я увез ее лохмотья
В своей нескладной голове.
Еще взглянуть - и стих притрочен.
Трясет губой, стучит ребром,
Еще усилье, и полночный
Владикавказ подарит сном.
Так пусть под пепельную прыть
Садов, шумящих напряженно,
Придет со мной поговорить
Во сне хевсурский медвежонок.
И скажет мне с улыбкой злейшей:
- Вставай, кунак, гляди в окно:
Еще одной дорогой меньше,
И больше осенью одной.Сентябрь - ноябрь 1924 года
Примечания
1. Гогона - по-грузински девушка. Обратно
2. Когда в Тифлисе начинаешь скучать по Северу, лунные пятна на горах напоминают о снеге равнин, бревна, сплавляемые по реке, - о больших водах лесного Севера, а цветок, грубо намалеванный на чашке в чай-хане, кажется сошедшим с платка олонецкой крестьянки. Обратно
3. В Зем-Авчалах, рядом со старинным монастырем, где жил Лермонтовский Мцыри, ведутся работы по электрификации Куры. На работах заняты 1.500 человек. Здесь можно встретить и послушников, убежавших из монастырей и сбросивших монашескую одежду. Обратно
4. Адай-Хох - гора. Обратно
5. Чолокаев - бывший князь и крупный помещик, сделавшийся в годы революции бандитом, до сих пор неуловим. Обратно
6. В Пасанауре на дворе сидит на цепи медвежонок, привезенный из Хевсуретии. Обратно
7. Девочка-осетинка имела еще одну особенность. Она ругала своих овец последними русскими ругательствами, но это не удалось ввести в поэму - хотя элегический тон главы только выиграл бы от пяти-шести свежих, совершенно неожиданных слов. Обратно
8. Тигр, о котором идет речь, пришел к Тифлису из Персии, из Мазандарана. Он имел около сажени длины и был очень тяжел. Убили его случайно. Я видел чучело в музее. Пуля прошла у него между глаз, так можно попасть только со страху. Обратно
9. Симон Такоев - один из героев гражданской войны в Осетии и Дигории, ныне ректор Закавказского Коммунистического Университета. Сосланбек Бигаев, штабс-капитан, был начальником белого карательного отряда, особенно свирепого с "керменистами". Хадзимет Рамонов дал слово, что он убьет Сосланбека Бигаева. И он его убил в селе Ардане, ночью, при чем погиб и сам. Обратно
Источник: Прислал читатель
КРАСНЫЕ НА АРАКСЕ
I.
Зажми слова и шпоры дай им,
Когда, перегибая нрав,
Ты их найдешь, упорств хозяин,
В чужом упорстве прочитав,
В несытой и коричневой
Лавине на горах,
В гремучем пограничнике,
Как молодой Аракс,
Где в звездном косоглазьи,
Давяся тишиной,
Предплечья старой Азии
Качались надо мной.
Но как мне в памяти сберечь
За речью двуязычной
Ночь, громадную как печь,
Зов и запах пограничный:
Он ноздри щекотал коням,
Дразнил разбегом и разбоем,
Грозой белесой оттеня
Степей стодолье голубое.
II.
Дороги тут и водятся,
Насмешливей ресниц,
У тех дорог не сходятся ль
Хранители границ?
Они ступают бережно,
Чтобы сберечь подошвы
Легко идя по бережку,
Как шорох самый дошлый.
Где пахнет гостем крепким
Иль контрабандным шагом,
Идут по следу цепью,
Скалой и камышами.
Ночь зыбится и стелется,
Для всех живых одна -
О шашку храбрость греется,
Как о волну - волна.
Такою ночью сердце вплавь,-
Но с юга - нам закрытого -
Идут,- и против всех застав
Храбрятся вдруг копыта.
Но лишь подымет берег вой,-
Сквозь сломанный ардуч1
Махает барс, как шелковый,
Лосняся на ходу.
И вслед его, как серый ком
Под ветровой удар,
Несется круглым кубарем
Пройдоха - джанавар2.
Попробуй тропы узкие
Законом завязать -
Далеко видят курдские
Точеные глаза.
И что им часовые?
Как смена чувяков,-
Но красные значки их
Одни страшат кочевников;
Значки стоят то хмуро
То пьяно, то нарядно -
На вышках Зангезура,
На стенах Ордубада.
И отступив, номады,
Скача в жару и впроголодь,
Гадают в водопадах,-
На мясе и на золоте.
Но в пене, в жилах скрученных
И в золоченом поясе -
Блеск красный, как ни мучайся,
Он всюду,- как ни ройся!
III.
Как вымысел ущельем рта
Восходит в песен пламя,
Так Арарата высота
Всходила запросто над нами;
Равняясь честно на восход,
С ума свергавшей головой,
Сиял как колокол и лед -
Земли бессменный часовой.
Прости, старик,- мы пили чай,
Костром утра согревши плечи,
Садов зеленая свеча.
Лукавый тополь, нас уча,
Шумел на смешанном наречьи.
Ступали буйволы,- с запинкой
Кувшин наполнился рекой,
Страна камней, как семьянинка,
Оделась в утренний покой.
Кусты здоровались обычно -
Меж них гуляет пограничник.
IV.
Стан распоясан, ворот расстегнут,-
Синий глаз отточен,-
Где же ты, Азия? Азия согнута,
Азия загнана в бочку.
Твои ль глаза узорные
Стоптали кайму свою,
Здесь красные встали дозорными
Народов на краю.
Обгрызли мыши Тегеран,
А где ж была ты, старая?
Моссул ободран, как джайран3,
Ступай - ты нам не пара.
За что ходили ноги,
Свистело в головах,
За что патрон в берлогах
До барса доставал?
Багдад - питомец праздный,
Багдад не любит жара
Аракского костра,-
Пляши же, тари4 старая,
Так смейся, тари красная,
Узун-дара! Узун-дара!5
Нежней луча ходящего
По заячьим ушам,
Тундырь6 печет прозрачные
Листовки лаваша.
Дыня жирная садам
О желтизне кричит сама,
Ты - Азия - дышала нам,
Как сладкая дутма.
Перебирая сквозь очки
Качанье четок и цепей,
Ты клюнешь песен - выпечки
Московских тундырей.
Аракс не верит никому,-
Постой, смиришь обычай,
Так лайся же по-своему,
Пока ты пограничен!
V.
Уже звезда, не прогадав,
Вошла в вечернее похмелье,
Работам, пляскам и стадам
Отныне шествовать к постели.
Тропинка неба с красной кожей
Уже краснеет уже,
Деревья тянутся похожие
На черный горб верблюжий.
Одно - двугорбое, во тьму
Входило стройно, без обиды,
Если бы руку пожать ему,
Расцеловать, завидуя,-
Простую тутовую душу,
Рабочих плеч его чертеж -
Сказать: барев, енгер7,- послушай,
Ты понимаешь, ты не пропадешь!
VI.
Поставь напрямик глаза,
Заострись, как у рыси мех,
Под чалмою шипит гюрза8,
Под чадрою - измены смех.
Легкий клинка визг,
Крашеный звон купцов,
Крылатая мышь задела карниз,-
Так Азия дышит в лицо.
Неслышно, как в ночь игла,-
Для иных - чернее чумы,
Для иных - светлее стекла,-
Так в Азию входим мы.
Меняя, как тень, наряды,
Шатая племен кольцо -
Так дышит сном Шахразады
Советская ночь в лицо.
Курдский прицел отличен -
Стоит слова литого,
Падает пограничник,-
Выстрел родит другого!
Что в этом толку, курд?
Слышишь, в Багдаде золото
Так же поет, как тут,-
Только на ваши головы.
Что же, стреляй! Но дашь
Промах, иль вновь не зря,-
Будешь ты есть лаваш
Нашего тундыря!
1924, Армения.
Примечания
1. Ардуч - кустарник. Обратно
2. Джанавар - волк. Обратно
3. Джайран - горный козел. Обратно
4. Тари - гитара. Обратно
5. Узун-дара - танец. Обратно
6. Тундырь - печь, в которой пекут лаваш (хлеб). Обратно
7. Барев, енгер - здравствуй, товарищ. Обратно
8. Гюрза - змея. Обратно
Источник: Прислал читатель
НОЧЬ ПРЕЗИДЕНТА
Не грогом горячим, но жиденьким пивом,
Луны подкисающей пеной
Обрызгана Ревель, покоит обрывы
Баронских домов неизменных.
Спят воры и вороны - стражники тут же
Замки проверяют во мраке,
И в теплой постели, как в бархатной луже
Спит цезарь Эстонии - Аккель.
Не звезды, а доллары льют небеса,
Картофеля преют громады на складе,
Покорней турнепса - эстонцы, он сам
Богатые лысины ласково гладит.
Как тихи семейные ночи Эстонии,
Проснулся, и в спальне - покой огорода,
Но гулко у дома растут спросонья
Шаги неизвестной породы.
И к дому спешит небывалый народ,
Одетый не для парада
И громко поет дверной переплет
Под теплыми лбами прикладов.
Не все ли равно в сияньи ль, во мраке ль
Приветствовать край родной?
Так выйди же к этой Эстонии, Аккель,
Раскланяйся с ней заодно.
На бочку - цилиндр - но Аккель, икая,
Дверями расхлопался выше и выше,
И двери двоятся, и туфли спадают,
Как скаты старинной крыши.
В нетопленых стенах декабрьский режим
Не хуже республики колет, -
Но Аккель вбегает в чердачный зажим,
Как римлянин в Капитолий.
Другая Эстония в утреннем мраке
Пришла - шершавая - та,
Та самая, что загнала тебя, Аккель,
Под крышу, на старый верстак.
Пусть Ревель стучит в глухом промежутке
Сухою стрельбой одиночек.
Недаром гранаты, как черные утки,
Ныряют и рвутся на клочья.
Слабеет иль крепнет борьбы чехарда, -
Но Цезарь дрожит откровенно,
Порой ему кажется мирный чердак
Утесом святой Елены.
Но вот тишина точно жидкое пиво
Шипит, пригорев на огне.
И Аккель - подмерзшая, синяя слива,
Маячит в чердачном окне
И видит: опять у камней на ладони,
Сжимая тюремный кулак,
Проходит, как лаком облитый, Лайдонер
Со сворой вспотевших собак.
И свора играет, и Аккель, рыдая,
Зовет ее стуком руки
И доги, маститые морды вздымая,
Слюняво трясут языки.
Источник: Прислал читатель
ПОИСКИ ГЕРОЯ
Прекрасный город - хлипкие каналы,
Искусственные рощи,
В нем топчется сырых людей не мало -
И разных сказок тощих.
Здесь выловить героя
Хочу - хоть не глубокого,
Хотя бы непонятного покроя,
Хотя б героя сбоку.
Но старая шпора лежит на столе,
Моя отзвеневшая шпора,
Сверкая в бумажном моем барахле,
Она подымается спорить.
- Какого чорта итти искать?
Вспомни живых и мертвых,
Кого унесла боевая тоска,
С кем ночи и дни провел ты -
Выбери лучших и приукрась,
А если о людях тревоги
Не хочешь писать - пропала страсть -
Пиши о четвероногих,
Что в кровяной окрошке
Спасали тебя, как братья -
О легкой кобыле Крошке,
О жеребце Мюрате.
Для освеженья словаря
Они пригодятся ловко. -
- Ты вздор говоришь - ты лукавишь зря,
Моя стальная плутовка!
То прошлого звоны - а нужен мне
Герой неподдельно новый -
Лежи, дорогая, в коробке на дне,
Поверь мне на честное слово.
...В город иду, где весенний вкус,
Бодрятся люди и кони,
Людей пропускал я как горсти песку
И встряхивал на ладонях.
Толпа безгеройна. Умелый глаз
Едва подхватить сможет
Что неслучайно - что напоказ -
Уже далеко прохожие.
В гостях угощают суетясь,
Вещей такое засилье,
Что спичке испорченной негде упасть,
Словесного мусора мили.
- Ну, что ж, говорю я - садись, пей
Вина Армении, Русскую
Горькую - здесь тебе
Героя нет на закуску.
...Снова уводят шаги меня,
Шаги тяжелее верблюда,
Тащу сквозь биенье весеннего дня
Журналов российскую груду.
Скамейка садовая - зеленый сон,
Отдых, понятный сразу
Пешеходам усталым всех племен
Всех времен и окрасок.
Деревья шумели наперебой,
Тасуя страницы; мешая
Деревьям шуметь, я спорил с собой -
Журналов листва шуршала.
Узнал я, когда уже день поник,
Стал тучами вечер обложен,
На свете есть много любых чернил,
Без счета цветных обложек.
Росли бумажные люди горой,
Ломились в меня как в двери,
Каждый из них вопил: я герой,
Как я им мог поверить.
Солнце закатывалось, свисая
Багряной, далекой грушей -
Туча под ним, как труша кривая
Чернела хребтом потухшим.
Ее свалив, ее прободав -
Как вихрь, забор опрокинув -
Ворвалась другая, летя впопыхах. -
Похожа лицом на лавину.
Светились плечи ее, голова,
Все прибавлялось в весе,
Как будто молотобоец вставал,
Грозя кулаком поднебесью.
Героя была у него рука,
Когда у небес у опушки,
Когда он свинцовую, как быка
Тучу разбил, как пушку.
Руку о фартук вытер свою -
Скрываясь как берег в море -
Здесь много геройства в воздушном бою,-
Но больше еще аллегории.
Я ухожу, я кочую, как жук,
Севший на лист подорожника,
Но по дороге я захожу -
Я захожу к сапожнику.
Там, где по кожам летает нож,
Дратва скрипит слегка,
Сердце мое говорит: потревожь
Этого чудака!
Пока он ворочает мой каблук -
Вопросов ловушку строю -
Сапожник смеется: товарищ-друг,
Сам я ходил в героях.
Только глаза, как шило сберег,
Весь, как ни есть в заплатах,
Сколько дорог - не вспомнишь дорог,
Прошитых ногами, что дратвой.
Я, брат, геройством по горло богат,-
Он встал - живое сказанье,
Он встал - перемазанный ваксой Марат,
И гордо рубцы показал мне!
Источник: Прислал читатель
* * *
Сто лет назад еще встречались
В твоих раздольях старики
Что в океанах наскитались,
Хлебнув и штормов, и тоски,
На гулких парусах летели
В края тропической земли,
Свою Америку имели
И русской гордо нарекли.
Но край сибирский - дом родимый -
И на Аляске в сердце жил.
Тоской по родине гонимый,
Из странствий путник приходил
И видеть, сколько надо силы
Здесь приложить, чтобы Сибирь
Все тайны недр своих открыла,
Позолотив хлебами ширь...
Источник: Прислал читатель
ЗЕМЛЯ
Верть и круть, и кресты и гусли,
Колокольный и брашный край,
Буйность, жалость, бесстыдство, грусть ли,
Летом кречета через край.
Закрутиться, забыться, биться...
За селом взмывает село.
Эй, куда ты, не зверь, не птица?
Чьим огнем тебя, Русь, сожгло?
Закружило амвон кружалом,
Всем мужьям живая жена.
Жизни мало, и силы мало -
Все сначала, и все до дна!
Источник: Прислал читатель
* * *
Базара пустынные камни,
Дома, где отчаянье спит,
На окнах дубовые ставни
Глядят в безысходность ракит.
Все вымерло в улицах малых,
Как будто их мрак откупил,
Как будто чума пировала
И пеплом засыпала пир.
Товарищ ругался беззлобно,
Свистал я, чтоб ночь превозмочь,
Но были мы вкованы оба
В совсем неподвижную ночь.
И вдруг эскадронов в разбеге
Донесся чеканеный гул,
И мертвый солдат на телеге
Тяжелой рукой шевельнул.
Источник: Прислал читатель
* * *
Стрельба за нами будто рубят
Лес в красных шарфах мужики,
Уйдем, уйдем иль нас погубят
Трясины, насыпи, пески.
И солнце в бегстве, точно пики
Лучи ломаются о лес,
И отступленья шум великий
Восходит прямо до небес.
И в алом вставшем выше леса
Обмане тучи заревой
Лиловый всадник встал и свесил
Копье с трофейной головой.
Он дразнит этим сном зеленым,
Он черным усом мне грозит,
И жмется лошадь по уклону,
И настороженно храпит.
И все мне кажется, что сплю я
Мне снится битвы темный зов,
Как вечер пышного июля
Томит волной предгрозовой.
Источник: Прислал читатель
* * *
У меня была шашка, красавица станом,
В за-латышской земле крещена,
Где гремели костры над балтийским бурьяном, -
Я забыл, как звалась она.
Наговорное слово, быль - небылицы
Из кряжистого высек куска,
Как почтовую легкую птицу
Я пустил его по рукам.
Дом бросил для мги бездорожной
Осталась дома сестра,
Вернулся совою острожной,
Попросил воды из ведра.
Хрипел от злобы и крови,
В волосах замотался репей,
По согнутым пальцам, по дрогнувшей брови
Узнала, сказала: пей.
А дом дышал, как пес на чужого,
Я жил - не хранил, как живут пустыри,
Я шашку сломал - наговорное слово
Чужим и ненужным рукам раздарил.
Но понял: уйду ли влево или прямо
Искать худого добра,
Но дом не согнется, не рухнет в яму,
Пока у огня сестра!
