Словесность
win      koi      mac      dos      translit 

Наши проекты

Следующая станция Васильева-Островская

   
  



[ Оглавление ]

Поэзия:

Ренат Гильфанов


МЕДУЗА  ОСЕНЬЮ


* СО ДНА
* ОН ЧУВСТВУЕТ
* ОНА ЧУВСТВУЕТ
* МАШИНА
 
* ПЕРЧАТКА
* КАРТА ПРОИГРАННОЙ ВОЙНЫ
* ТЕНЬ
* ТРИ ГОЛОСА РОЖДЕСТВА


    СО  ДНА

    Голос слепого моллюска, пробиваясь сквозь толщу вод
    (так карабкается альпинист на вершину Монблана),
    достигает поверхности моря, и она принимает его
    в себя и усиливает, как натянутая мембрана.

    Голос моллюска - глубже и резче резьбы по кости -
    оставляет на ней следы. Наглотавшися донной дури,
    волны внезапно чувствуют нервозность и беспокойство
    и приближенье бури.

    Буря придет - большая, ужасная, как припадок.
    Пара мгновений - и морю станет в границах узко.
    Бог поднесет его к уху, как раковину-рапану,
    и услышит далекий голос крошечного моллюска...

    _^_




    ОН  ЧУВСТВУЕТ

    Небо как будто выцвело. Листва - мертва.
    Сизым дымком подернута вся округа.
    Ветер относит в сторону их слова,
    и, стоя лицом друг к другу, они не слышат друг друга.

    Оба стоят под деревом. Облетают и гнутся липы.
    И когда невесомый ветер гонит листву на склон,
    их слова зависают в воздухе, как аквариумные рыбы,
    натолкнувшиеся на стекло.

    И когда она снимает с пальца кольцо
    и бросает его на землю - он молчит и сутулится.
    И солнце с бездушной тщательностью освещает его лицо,
    как фонарь - опустевшую улицу.

    А потом он усмехается и начинает зевать,
    как будто в ее словах нет никакого смысла.
    И кольцо ее с гулким звоном падает на асфальт,
    как использованная гильза.

    И когда она поворачивается, чтоб перейти черту
    и уйти навсегда (туда, где чернеют кровлями дачи),
    зрачки его гневно вспыхивают, как два выстрела в пустоту,
    и лицо его дергается - как от отдачи.

    Он сжимает ладонями сердце: "Она права!"
    И хочет бежать за ней, но схватившись рукой за дерево,
    оседает на землю, и несказанные слова
    перекатываются эхом в его опустевшем черепе.

    _^_




    ОНА  ЧУВСТВУЕТ

    Ветер прохладной волной обдувает тело.
    И тело отвечает пониженной температурой.
    Но что-то внутри нее настолько оцепенело,
    что после ее ухода будет стоять скульптурой -

    здесь, в почерневшем парке. Лист шуршит в волосах.
    И грусть, завернувшись в тусклый свет ноября,
    крошечным насекомым застывает в ее глазах,
    как в куске янтаря.

    Слез, рыданий не будет. Наволочку не зальет
    влагой соленой. А то, что в душе у нее - Сахара,
    выдадут лишь лицо, полинявшее, как белье,
    и глаза, потемневшие от загара.

    Туфелек быстрый цокот, гулкий, как сердца стук,
    шея, лицо, спина - движением разогреты.
    В мире, где время тихо покусывает мундштук,
    глядя на уголек дымящейся сигареты.

    _^_




    МАШИНА

    Вечереет. Скоро стемнеет. Но пока - светло.
    За окном останавливается машина, похожая на черный гроб.
    Невидимая рука опускает тонированное стекло.
    Сигарета описывает дугу и врезывается в сугроб.
    Стекло поднимается. Выплюнув облако, резко
    машина с утробным рыком трогается с места,
    набирает скорость, и уносится из среды
    в четверг. И снег заметает ее следы.

    Следящий за временем, выбитый из седла,
    чем больше я наблюдаю, тем тщательнее оно
    соскребает мое отраженье с замызганного стекла,
    оставляя на нем - от дыханья - маленькое пятно.
    И так каждый день: машина... Прискорбный факт,
    но тебе я скажу как другу, пока мы с тобой одни:
    знай, что эта не просто машина, а чудовищный катафалк,
    отвозящий на кладбище вечности умершие дни.
    Ветер швыряет вслед ему вместо роз
    комья белого снега. В деревьях, словно в венках, -
    белые ленты. А на снегу - следы от его колес,
    как дорожки от слез, оставшиеся на щеках.

    _^_




    ПЕРЧАТКА

    Кожаная перчатка, хранящая теплоту
    маленькой кисти. Раструб, скрывающий наготу
    маленьких пальцев. И ненавидящий собственную немоту!
    (Как же ей рассказать, как на краю дивана,
    хозяйка ее, волнуясь, - то снимала, то надевала.
    А когда чужие пальцы хозяйке легли на бедро,
    перчатка заизлучала собственное тепло.)
    Руку жадно обвив, словно плоское жало,
    перчатка впивалась в ладонь, она ей принадлежала
    каждою порой. А ночью, расставшись с рукою,
    хранила в ночи ее запах с волнением и тоскою.
    Утром рука не вернулась. Рассвет заляпал
    раму желтушным светом. Перчатка упала на пол.
    Нелепая, как медуза, выброшенная на сушу,
    или как плоть, по ошибке пережившая душу.

    _^_




    КАРТА  ПРОИГРАННОЙ  ВОЙНЫ

    Внутри человека идет война.
    Она начинается в раннем детстве.
    А к старости его кожа повсюду испещрена
    стрелками и пунктиром, как карта военных действий.
    Поры, извивы жил - рек, ручейков, канальцев...
    Военнопленные годы, запертые в вагон...
    Сумрачный полководец сомнет эту карту в пальцах,
    скажет "мы проиграли!" и бросит ее в огонь.

    _^_




    ТЕНЬ

    В каждом твоем движении столько лени,
    что даже рассвет, уносящий с собою тени,
    зевает, застыв у окна. Прозрачна его кошелка,
    сделанная из тумана, из крепа его и шелка.
    "Что там у нас с погодой?" "Обещают осадки".
    Ты снова ложишься в постель. И тень твоя, как остатки
    ночи, ложится рядом, свернувшись в клубок. И день,
    как кошка, прижавши уши, обнюхивает твою тень.

    _^_




    ТРИ  ГОЛОСА  РОЖДЕСТВА

    "Вот и пришло Рождество. А с ним к нам пришел тот свет,
    который светил младенцу две тысячи с лишним лет
    назад. Он тускло мерцает, как лампа сквозь тюль метели.
    И настоящее чудо в том, что мы его не проглядели".

    "Две тысячи лет назад еще не было веры, блуда
    и предательств, а был лишь пар из ноздрей верблюда.
    И ты видишь сейчас, как, взлетев над мешком заплечным,
    этот пар устремляется к небу и путем застывает Млечным".

    "И две тысячи лет спустя, такою же точно зимою
    любовники шепчут во тьме: "спасибо, что ты со мною".
    И их шепот сливается с шорохом снега и ветра.
    И сам становится снегом..." "Как мраморная Деметра".

    "Среди белых сугробов, подсвеченных фонарями,
    невесомо чернеют деревья в оконной раме,
    как написанное иероглифами японское стихотворенье,
    где за строгим, печальным тоном прячется надежда на счастье и избавленье".

    И все повторяется вновь...

    "На мохнатые спины верблюдов пристроив мехи с вином,
    смотрят волхвы в пространство, обернувшееся полотном
    Питера Брейгеля-старшего, на котором охотники торопятся на свиданье
    с родными людьми, уставшими от предчувствий и ожиданья".

    "По колено в сугробах бредут они к детям своим и женам,
    но, наткнувшись на вечность, застывают, как статуи, в воздухе напряженном".

    И все повторяется вновь...

    "Деревья чернеют - без листьев и тени, как в самом начале творенья, -
    как написанное иероглифами японское стихотворенье.
    И их всех заметает время - волхвов, пастухов и все прочее.
    Лишь следы человека ведут по пустыне, как новое многоточие".

    _^_



© Ренат Гильфанов, 2004-2006.
© Сетевая Словесность, 2005-2006.






Неизвестная Россия
 
 
GIF
 
Неизвестная Россия
ЕЖЕ-ПРАВДА // Ежедневная газета
Точка Зрения Игорь Белый: Хо / Сборник "Хо" - необыкновенный калейдоскоп! Вы найдете тут и задорные песенки-шутки, которые с головой выдают в Игоре барда, и потрясающие своей глубиной стихи, такие как "ОКАЗИЯ". Немного хулиганские находки соседствуют здесь с ясными, великолепными образами.
Артем Тасалов. Живая земля

Русский Журнал