Поэзия:

Ренат Гильфанов

ПЕЙЗАЖИ  И  НАТЮРМОРТЫ




* СТРОФЫ * ПЕЙЗАЖ * НАТЮРМОРТ * НА БЕРЕГУ * ДРУГАЯ

* ЗОЛОТОЙ ВЕК * ОБРЫВОК МОНОЛОГА * ПЕСЕНКА * Храбрые люди, делившие с нами ночлег... * НАБРОСОК




СТРОФЫ



ПРЕЛЮДИЯ С каждым годом жизнь моя все безлюдней. Всех отсеял чудовищный бредень будней. Красным похмельным оком ищу я прореху в бредне и изрыгаю остатки съеденного намедни. Жизнь моя, как клепсидра, теряет граммы. Падая, эти граммы звенят, как гаммы. Я посмотрел в окно, но сослепу не заметил: кто там грустно поет так - ангелы или ветер?...



I

Из окна я увидел, как жизнь чужая
Бьется, шумит, искрится, мозг мой больной сужая
В ревность, в несчастье, в боль. И чудным моллюском
Чувствую я себя в этом пространстве узком.

Ширятся мои мысли, вздуваются, словно жилы.
Вот они, словно мухи, по комнате закружили,
Мысли. Они танцуют! А я на полу валяюсь
И невеселой глупости их удивляюсь.

В мире столько проблем! Планета погрязла в горе,
В голоде и в болезнях, в Ницше и в Кьеркегоре.
В каждом взгляде - топор. И трясутся в страхе
Головы на плечах наших, как на плахе.

Я ничего не должен своей отчизне.
Словно хрящик из супа, я вынул себя из жизни.
Бедные люди плачут, богатые - нежат тело.
Но все умирают, и мне до них нету дела.

Грешен я. Очень зол я. Но Бог свидетель,
Скольких людей на небо отправила добродетель.
Сбив вас с ног, добродетель стоит над вами,
Как палач, в сером френче с закатанными рукавами.


II

Жизнь почти не меняется. Ну, стало чуть больше хлама.
Грязные вещи, мыслишки, подброшенная реклама
В гнутом почтовом ящике - об этом ль вести беседу?
Но сосед постучался в дверь - и я рад соседу.

"Есть ли что-нибудь в мире реальней смерти?
Что-нибудь, что прекрасней, свежей? Поверьте -
Есть! Хорошее пиво, стихов страница,
Женщины, их улыбки, тела и лица!

В этом мире забавном, как черт - грехами,
Женщины соблазняют мужчин духами!
Словно хищная пума, стоит на лапах
Перед носом моим этот сладкий запах!"

Ах, сосед, прав ли ты? Впрочем, прав, конечно.
В мире много забавного, все конечно,
Все имеет предел, даже зло и пакость.
Но некоторые вещи продлевают себя в инакость.

Мертвецы уплывают. Мертвые, мы не в силе
Сделать все в этой жизни, как вы просили.
Как вопит мой приятель, слюною пенясь:
"Эй, старик-небожитель, состарь, убей нас!

Вышей на наших лицах узор крестами!
Примем все! Но детишек со вздутыми животами
Ты бы мог от страданий, от бед избавить?"
К этому восклицанью нечего мне добавить.

Люди плачут и стонут. Жалости и вниманья
Требуют эти слезы. Минимум - пониманья.
Их кровавые раны цветут, как розы.
Но кого они трогают, эти слезы?

Не ответа. Не будет. Напрасно звуки
Вылетают из горла и тянут руки
К небу. Ему безразлична, хоть вой до гроба,
Эта унылая песнь микроба.


III

К черту! Все хорошо. Георгий сошел с иконы.
Всюду гниют убитые им драконы.
Тихо воет шакал, чешуйкой сверкает рыбка,
Червь изгибает тело, как розовая улыбка.

Дверь закрыв на щеколду, нырнул я в ванну.
Рот горячей мочалкой прикрыл, как рану.
Поднял ногу из пены, намылил ногу.
Здесь я сам по себе. Да, и слава Богу.

Менеджеры, бизнесмены, политики, просто шлюхи,
Черные буквы газет, назойливые, как мухи,
Я от вас отгорожен надежной стенкой,
Сидя в горячей ванне с лохматой пенкой.

_^_




ПЕЙЗАЖ

Сквозь прозрачные стекла гляжу на пустой пейзаж.
Все в порядке с пейзажем, но все же пейзаж не наш.
Вижу черное дерево. Дождичек моросит.
И измятая воздухом птица над ним висит.

Все предметы такие, как будто они в аду,
Где я не был пока, но, наверно, куда пойду.
Под ногами багровое месиво, в небе - медь.
Ничего с этим общего я не хочу иметь.

В серых клочьях тумана стою, как корабль в порту.
И холодные, красные руки подняв ко рту,
Я дышу, и от белого пара вокруг светло.
И становятся руки прозрачными, как стекло.

Сквозь стекло наблюдаю я ток, разветвленья жил,
Что за тридцать с копейками вместо добра нажил,
Каждый тонкий сосудик выращивая, как злак...
И склоняются пальцы к бумаге и ставят знак.

И не слушают пальцы слов, хоть на них ори.
И спешат поскорей отразить, что у них внутри:
Нетерпение, стыд, одиночество и позор -
Все вместил в себя этот ужасный, хромой узор.

Ну, а мне остается сидеть и на них смотреть,
Как вздуваются строчки, мою приближая смерть,
Как бугрится сосуд, что под смуглую кожу вшит,
И как черная кровь по сосуду, бурля, бежит.

_^_




НАТЮРМОРТ

1

Мой взгляд зрачками к лицу приколот.
В моей квартире гуляет холод.
Здесь людям холодно и предметам,
И я обязан писать об этом.
Ах, вещи, бедные мои вещи,
Мне зябко, вам - и того похлеще.
Мне не согреть вас горячим взглядом.
Но не волнуйтесь - я буду рядом.
Ведь для меня вы почти бесценны.
Как эти небо, луна и стены,
Вы тридцать лет меня окружали.

С тех пор вы сильно подорожали.
Но не тревожьтесь - в метель, в порошу,
В жару и в холод я вас не брошу.
Над вами пыль, словно пепел, вьется,
Но мне средь вас хорошо живется.


2

Я встал с кровати, поставил Брамса.
Окинул взглядом свое убранство.
Пакеты, вилки, ножи, объедки -
Печальной музы моей объекты.

Среди вчерашних остатков пира
Мой мозг, отточенный, как рапира,
Минуя крошек сухие рифы,
Блуждает взглядом и ищет рифмы.

В кровавой луже лежат томаты,
На них нацелены автоматы
Блестящих ложек, ножей и вилок.
И мавзолеи пустых бутылок,
Друзьями выпитые до срока,
Стоят, не радуя больше ока.

На блюде сохнут остатки мяса.
На ум мгновенно приходит масса
Людей, которых в наш мир позвали,
Потом убили, освежевали.
В тарелке вяло лежит селедка.
А я уж вижу - большая лодка,
А в ней - Харон, счетовод урона.
А эта вилка - весло Харона.
Мой черный стол всех морей бездонней.
Харон не прячет своих ладоней.
На них монеткой икра блистает,
И соль, как мертвый снежок, не тает.

В тарелке тускло желтеет слива.
Напротив сливы мертво, тоскливо,
В окне заплеванном - солнца сфера,
Как морда бледная Люцифера.
В лице злодея тоска и скука.
Вот так бездомная смотрит сука
(Свет, отразившийся от бокала
Сверкает ярче ее оскала.)

Беру бокал. Небольшой осадок
На дне не горек, но и не сладок.
Он - полупесня, полустенанья,
Как человечьи воспоминанья.

Но чу! Я замер. Кто там грохочет?
Кто там, как черт, надо мной хохочет?
Я сжался в ком! Опасаясь краха,
На шатком стуле трясусь от страха!
Шаги грохочут! Дрожит посуда!
Кровь леденеет внутри сосуда!
А голос мне говорит: "Не верьте,
Что этот шум - приближенье смерти,
Ее шаги. Ах, поверьте, дуся,
Сей шум - всего лишь биенье пульса"...
И оттолкнувшись от этой фальши,
Мой глаз заплывший канает дальше.

На грязной койке лежит девчонка.
Лицо опухшее, как печенка,
Две ляжки, волос немытый, жирный -
Все тело выглядит бледной ширмой
(Прости мне, Господи), за которой,
Как за облезлой, дырявой шторой,
Все тонет в ярком, чудесном свете,
Поют синички, играют дети,
Никто не бьет никого напрасно,
Все любят пиво, и жизнь прекрасна.

_^_




НА  БЕРЕГУ

Зачем эти талые звуки мне в уши вплетает море?
К чему эти волны несут столько радости, боли и горя
Нам, людям? И солнце нещадно печет нам больные затылки,
Когда мы из пены морской вынимаем посланий бутылки.

У тины прибрежной, холодной, зеленой, небрежной,
Такой переливчатой, выспренной и безнадежной
От собственных драм избавляешься, как от обузы.
И голос становится мягким, как скальп Медузы.

_^_




ДРУГАЯ

Семья - не блажь, а итог усилий.
Мне неприятен мой муж Василий.
Который год в отношеньях стужа,
Но бабе нынче нельзя без мужа.
Смотрю, как Вася мой бреет рожу,
И злюсь. От слов его пахнет ложью.
Он часто мне говорит про нежность,
А в мыслях - только моя промежность.

Смешно. У мужа лысеет темя.
А он спешит переспорить время.
Он ездит в горы дышать озоном
И мажет морду моим лосьоном.
Как мне постылы все эти вещи.
Я говорю с ним все резче, резче.
Назло Василию, без причины,
Я полюбила свои морщины.

Мне тридцать. Сколько еще осталось?
Но пусть! Меня не пугает старость!
Извне мне чудится жизнь другая,
Мне с этой справиться помогая.
Стираю ль куртку, варю ли ужин,
Твержу ль тихонько - "он мне не нужен",
Журчит вода иль гремит посуда -
Моя подруга глядит оттуда...

(Она такая же, тот же очерк
Лица и взгляда, как схожий почерк.)
И улыбается - дивно, мило,
Другая я... Из другого мира...

_^_




ЗОЛОТОЙ  ВЕК

Отступит холод, зазвенит капель,
Как пианист по клавишам брусчатки.
Подруга позабудет канитель
И, наконец, найдет свои перчатки.
Синички запоют, мой злейший враг
Придет ко мне в слезах и скажет: "каюсь".
Меж ним и мной не будет больше драк
(Хотя я сильно в этом сомневаюсь).

Свою улыбку явит миру Бог
И всех накормит свежими хлебами.
И каждый нищий и бездомный лох
Получит банку с рыжими грибами.
Луна, шутя, осветит черный бор,
И хищный месяц выйдет из тумана.
И, устыдившись, вынет подлый вор
Свою клешню из моего кармана.

Маньяк, как тень, поднимется с земли,
И стены тюрем, как скорлупки, треснут,
И трупы им зарезанной семьи
Из-под земли с улыбкою воскреснут.
И прокурор вернет ему права,
Усадит в кресло и предложит чаю.
Настанет мир. (Но за свои слова
Я, кажется, совсем не отвечаю.)

Красавиц рыжих новомодный крем
Избавит от постылых конопушек.
Не будет больше страха и измен.
И даже самых страшненьких дурнушек
Красавцы и противники семьи
Возьмут себе ни в жены, так в подруги.
Красивейшие женщины земли
Предложат горбунам свои услуги.

Печальница достанет с чердака
Фату и шлейф (не век же им пылиться).
И, может быть, отыщет чудака,
Мечтающего - ох! - на ней жениться.
На тонкий пальчик желтое кольцо
Надев, конец положит рукоблудью,
Потушит свет и мужу на лицо
Уляжется роскошной белой грудью.

Полюбит зятя злобная свекровь.
Фашисты поменяют убежденья.
Садисты станут душками, и кровь
Им не доставит больше наслажденья.
Детей простят упрямые отцы.
До самых звезд поднимутся пилоты.
И кончат сомневаться мудрецы.
И сильно поумнеют идиоты.

Сержант, нахмурив бровь, не крикнет "пли!"
Всех бюрократов выпрут из конторы.
И летчики дотянут до земли,
И грустные усталые шахтеры
Туда, где звезды ангелы клюют
Поднимутся на молотках отбойных,
И, может быть, найдут себе приют
В ночном эфире, в тучах многослойных.

Всем беглецам удастся убежать,
А психам жить без воя и истерик.
Наступит мир. И больше обижать
Не будет меланхолика холерик.
Закончится ужаснейший "Процесс",
И зарастут пробитые макушки.
И превратятся в сказочных принцесс
Противные сопливые лягушки.

Не соблазнит нас кровожадный черт.
Самоубийца выплюнет таблетки.
Никто не будет по полу растерт.
И канарейки выпорхнут из клетки.
И каждый графоман и журналист
Напишет свой роман, а нет - так повесть.
Найдет себе партнершу онанист.
И всех умчит в Анапу скорый поезд.
Чернявые избавятся от ксив.
Их мэр Лужков за это не осудит.
Мир станет беззаботен и красив!
Но нас с тобой, родная, в нем не будет.

_^_




ОБРЫВОК  МОНОЛОГА

1

"Чего уж нет во мне ни грамма,
Так это пафоса. Не драма
И не трагедия, а пьеса
О пошлых похожденьях беса -
Вот жизнь моя. Сказать иначе -
Я не ищу спасенья в плаче.
Моя душа всегда в зените,
Среди холодных туч. Взгляните,
Как хладнокровно, без надрыва
Вскрываю я пятно нарыва
На том, что суть моя, основа,
Душа (я повторяюсь снова),
На том, что - солоно ли, пресно -
В любом обличье интересно!


2

Рецепт таков: забыть печали,
Что люди в сердце накачали
Своею болью, как насосом,
И стать чудовищем, отбросом.
Чтоб - как душа ни обнажалась,
Но ни сочувствие, ни жалость
Она ни в ком ни вызывала.
А тихой сапой вызревала
Внутри тебя. Так соки почку
Питают, чтобы оболочку
Взорвать когда-нибудь и в листик
Ту почку превратить... Не мистик
И не философ я, я просто
Навроде грубого нароста
На теле маленькой планеты.
Тоска и боль - ее приметы.
Она обязана вращаться.
А я... я должен защищаться.


3

Я мог бы вас спасти, но силы
Мои слабы, легко гасимы.
Посеяв страшную заразу,
Я не могу убить всех сразу
И безболезненно. А значит,
Я был, как вы, напрасно зачат.
Я не герой. Мое леченье
Не принесет вам облегченья,
Не оборвет пустых страданий
И не избавит от рыданий.
Живите же. Мой острый ноготь
Не будет горло ваше трогать.


4

Как кучеряв мой жесткий волос.
Как хрипловат мой грубый голос.
Он не споет вам "люли-люли".
Мой сахар - горькие пилюли.
Но тихо! Тихо. Без испуга.
Мой хриплый голос - голос друга.
Он не разбудит горя, лиха,
Он монотонно, мерно, тихо
Проникнет к вам, под ваши крыши...
И вы должны его услышать".

_^_




ПЕСЕНКА

Грустно девушке одной
В комнате, где мрак ночной.
Двадцать шесть уж скоро лет
Девушке. А мужа нет.
Очень хочется детей.
Только нет детей у ней.
Ничего-то в жизни нет.
Лишь какой-то глупый бред.

Ну, а ей бы расцвести,
Косу в гриву расплести,
С юным богом лечь в кровать,
В губы бога целовать.
Но идет за годом год -
Никто замуж не берет.
У кого-то - сын и дочь,
А у ней - лишь тьма и ночь.

_^_




* * *

Храбрые люди, делившие с нами ночлег,
Сны свои пряча под теплою кожей век,
Страшно глазными яблоками шевеля,
Грузно лежали вы там, где сыра земля.

Что вы такое видели там, в дали,
Где небеса, спотыкаясь о край земли,
Падают наземь - в отчаянье, в стыд и срам.
С чем уходили, и с чем вы вернулись к нам?

Что вас тревожило дома? Вдали какой
Черные ваши глаза обрели покой?
И почему хранят силуэт креста
Ваши морщины и жесткие складки рта?

Редко на вас глядим мы, но каждый раз
Темные ваши лица тревожат нас.
Что вы искали в ночлежках, где грязь и вши?
Что откопали в пустынях своей души?

Что вам пришлось заучивать наизусть
В этих краях - недоверчивость, жалость, грусть?
Что принесли вы, в костлявой груди звеня
Красным куском замороженного огня?

Взять этот дар? Но мы не такие, как вы.
Мысли и дни наши - ворох сухой травы.
В кучу большую смела их судьбы метла.
Искры достаточно им, чтоб сгореть дотла.

Пусть мы состаримся, жалкую жизнь влача,
Вы не годитесь на добрую роль врача.
В наших домах оставляют лишь пепел, сушь
Черные тени обугленных ваших душ.

_^_




НАБРОСОК

Нелетучий кораблик стоит на мели.
Корабельные мачты торчат из земли,
Как воздетые в ярости, в муке
Негритянские черные руки.
Замерзают деревья, и тянется лес
К небесам и хватает за кромку небес
Горячо, невпопад, как попало,
Словно пальцы за край одеяла.

Им так страшно стоять. Их снега заметут.
Но обратно под землю они не растут.
Воздух здесь заморожен, расколот.
В кроны сосен вбирается холод.
Сверху слышно вороны ужасное "кар-р-р"!
Изо рта вылетает неряшливый пар.
Безобразен, расплывчат, некрепок,
Безголосой души моей слепок...

_^_




© Ренат Гильфанов, 2003.
© Сетевая Словесность, 2003.

Книга отзывов

23.10.2003 Сегодня в РЖ Девять коров   Разная музыка. Концерты 26 октября - 2 ноября   Печатная демократия по-корейски   Парящий интеллигент и рефлектирующий гражданин   Аналитика переходного периода   "Коротко, красиво и отлично смотрится..."   За учителя и без учителя   Будет чисто и светло   Что обещает "второй раунд" приватизации   Лабиринты Минотавра   Постиндустриальный передел России   Аналитическая журналистика в России: взгляд изнутри   О брачных играх гиппопотамов и не только   Лечебные грязи   "Украинский Путин": новогодний подарок "старшего брата"   Все о поэзии 155   Журнальное чтиво. Выпуск 149   Российское телевидение как лекарство от ностальгии   Одна фотография-2   Призывание Кармапы

Словесность Рецензии Критика Обзоры Гуманитарные ресурсы Золотой фонд РЖ Яркевич по пятницам Интервью Конкурсы Библиотека Мошкова О нас Карта Отзывы

Найди на Бегуне: Книги, музыка и видео Образование и карьера Досуг и отдых Продаем целевых посетителей!