- Ренат Гильфанов
Из сборника
"ИЗОБРЕТЕНИЕ СРЕДЫ"
НАБРОСОК ДЕКОРАЦИИ
Цветок гвоздики - воплощенный крик
Фанатика - застыл в хрустальной вазе.
Тетради, авторучка, стопка книг,
Резистор "Шарпа", сдвинутый по фазе.
С ТВ, передающего финал,
В окошко на изменчивое лето
Глазеет эротический журнал,
Заложенный тростинкою "жиллета".
Здесь желтые стенные стеллажи
Развешаны по плану Бруннелески
И Корбюзье. В желудках голланд джин
Здесь смешивают с пойлом жигулевским.
Дым сигарет, нависший над столом,
Сплетая кольца в виде позументов,
Настолько густ, что вместе с топором
Удержит гроздь слесарных инструментов.
Здесь плитка (чтобы ужин согревать) -
Зимою накаляет атмосферу.
Здесь до того широкая кровать,
Что не могла и сниться пионеру.
Два ветхих кресла в пятнах и в пыли
Стоят, как соломоновы палатки;
По вечерам у скошенной двери
Теснится обувь в шахматном порядке.
Здесь, дополняя общий колорит,
Блестит из-под вина пустая тара,
Что твой Клондайк. На гвоздике висит
Беременная звуками гитара,
К которой, как завзятый акушер,
Подходит временами пьяный автор
И, словно скальпель, запускает в щель
Свой обоюдоострый медиатор.
Здесь три медведя, сидя на бревне,
Соседствуют с изображеньем Стинга;
И в зеркале овальном на стене
Порою отражается блондинка,
Когда она - в желаньи превозмочь
Тоску свою печальными стихами -
Приходит, чтоб остаться на всю ночь,
Наполнив сумрак сладкими духами.
Под вечер, путь держа в родной бедлам,
Пройди сквозь тополей архитектуру
(Бульваром то-есть), с горем пополам
Ступенек одолей клавиатуру.
Войди, как в храм Эфеса Герострат,
И заключи при помощи эскорта
Из темных штор и лампочки в сто ватт
Все мирозданье в рамки натюрморта.
1994
_^_
НЕЛИРИЧЕСКОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ
1
Сегодня минус пять. Декабрь. Грядет Сочельник.
Вот так еще один тяжелый понедельник
Кончается. И я, с восьмым ударом склянки
Послав ко всем чертям подруг, друзей и пьянки,
(Поскольку будний день) анахорет, бездельник,
Сижу один, небрит, без имени, без денег,
Подсчитываю дни и гроши до получки
И правлю свой бюджет посредством авторучки.
С беспомощной души срывая оболочку,
по букве из себя выдавливаю строчку.
И на глазах моих не розовая призма,
но треснувший монокль тупого оптимизма.
2
Зима глядит на мир обледенелым оком.
А в нем такая грусть и боль, что ненароком,
Как обнищавший принц, не в кресле, но на стуле,
Под аккомпанемент певицы лопотули
Залезешь в пыльный бар (где раньше были вина,
И где теперь - кирдык), раскроешь пианино,
Коснешься, неспеша, натертых воском клавиш
И красное вино на грязный стол поставишь.
3
Итак, десятый час. Жгу свет. В желудке пусто.
Жемчужный порошок в пространстве сыплет густо.
Глотая этот мел, вся смуглая порода
Бледнеет на глазах, как будто бы природа,
Сменив ориентир и утопив в рычанье
Чувствительность души и нервных окончаний,
Достала старый холст и принялась внезапно
Стирать с него штрихи и цветовые пятна.
Вселенная ушла под снежные заносы.
И выживают здесь одни лишь альбиносы.
4
Услужливый мороз какой-то зыбкой ряской
На треснувшем окне с подмерзшею замазкой
Изображает пляж, синь моря, трепет пиний.
Но мне доступен лишь голубоватый иней.
Я не кропаю од бесчувственной природе,
Я не пытаю мир вопросами навроде:
"В чем смысл бытия?" и "почему от веку
Не нужен человек другому человеку?"
В отраве сигарет ищу я утешенья
И в темное окно гляжу на отраженье.
5
Прислушавшись к тому, как дребезжит посуда
В обшарпанном шкафу, к пульсации сосудов,
Как пьяный архирей, как Меньшиков в опале,
Испуганно твержу: "Ребята, мы пропали".
Зима стирает с лиц руками снежной вьюги
Узор знакомых черт. Так, что теперь друг в друге
Нам не признать людей. И так, без лиц, без отчеств,
Стоять на пустыре, как сумма одиночеств.
6
Но к Рождеству, когда пушистые ресницы
Ужасно занятой, сердитой продавщицы
Взлетят, как две звезды, - пугливый покупатель
(Какой-нибудь студент, алкаш или ваятель),
Оборотив свой взор вовнутрь, внезапно встретит
В измученной груди ресничек этих трепет.
И в суете ночной, как загулявший бражник,
Он осознает вдруг, что это вправду праздник.
7
Я вижу, как сейчас, - прекрасная картина:
Крещендо голосов, мобилей каватина.
Народ спешит за стол, к родному костровищу,
К рождественским гусям, свечам. Тебе ж, дружище,
От запахов хвои и сладкого бензина
Немного ошалев, стоять у магазина.
Вздыхая, наблюдать навьюченное стадо
Туземцев и гостей. (Избыток шоколада,
Бисквитов и тортов, конечно, соблазняет,
Но тощий кошелек надежды не питает.)
8
Васильевский горбит чудным сооруженьем.
И елочка вполне довольна украшеньем
Из свечек, что горят, ничуть не оплывая,
И розовых яиц Святого Николая.
Мне этот маскарад, как Ленину - припарка.
Я слишком нелюдим, и не дождусь подарка.
Покачиваясь в такт накатам снежной пыли,
В сибирские леса мечты мои уплыли.
9
Вечерний город пуст, завьюжен до предела.
Вдоль голубых домов отверстиями тела
Торгует полк путан. Ну, а насчет бесплатно -
Те времена ушли, их не вернуть обратно.
Теперь иной расклад, иные и напевы.
И девы в надцать лет совсем уже не девы.
Фейс, шейпинг, макияж, прикид - и делай дело,
Соорудив батут из собственного тела.
О нет, я не сужу! Я им желаю счастья.
Пускай озолотят их тонкие запястья
Прекрасные часы швейцарской фирмы "Ролекс".
Ночь. Тикают часы. Жужжит рекламный ролик с
Трофейною халвой и добрым анклбенсом.
Увы, я не богат ни шиллингом, ни пенсом.
10
А как бы я хотел, наевшись до икоты,
В тиши перебирать хрустящие банкноты.
Текила с червячком, бассейн - ля дольче вита.
И все бы хорошо, но злато для пиита,
Как для цыплячьих глаз - созвездья курослепа.
Что начато не в лад - кончается нелепо.
Воскресни же Касым из сказки о Сезаме,
Он мог бы заключить: "кончается слезами".
11
Но, друг, довольно нам дудеть о чувствах низких.
Облагородим мысль и вспомним наших близких.
Тем паче, что без них давно была бы крышка
Слагателю сих строк. К примеру, ты, братишка!
Пока бряцаю тут на пиэрийской лире,
Ты где-то там, в глухой, заснеженной Сибири
Твердишь, раскрыв тетрадь: "мононитрат, плацента",
Из подворотни в ночь выносишь пациента.
Пока с любовью я рифмую кровь, ты ближе
К последней в сотни раз, и в этой теплой жиже
Ты топишь не тоску, но кубик альбумина.
И оперламп чадит, как лампа Алладина.
12
Я молод и здоров, однако нужен отдых.
Откладываю лист, иду на свежий воздух.
На улице мороз, но в свитере - терпимо.
Танцует мягкий снег, и в облачке из дыма,
Испуганно косясь на кончик сигареты,
Как желтые мячи купаются планеты.
Сегодня минус пять, декабрь и понедельник.
И я стою один, без имени, без денег.
На мраморной плите, что клоп на автостраде.
И ветер ворошит нечесаные пряди.
декабрь 1994
_^_
МОНОЛОГ В ПОТОЛОК
И жил так точно, как писал...
Ни хорошо, ни худо!
К. Батюшков
Я не топлю печаль в вине,
В стакане - пресно.
Мой дом - бардак. Природа мне
Не интересна.
Я утром посмотрел кино,
Помыл посуду.
Я очень скучный малый, но
Поскольку всюду -
Куда ни плюнь - суровый рок
И неизбежность,
Я совершаю кувырок
Из желчи в нежность.
Мой вечер плавен, как рапид.
Мой дом сакрален.
Мой пол не просто так скрипит,
Он музыкален.
Мне нужен чей-нибудь совет,
Мне надо друга.
Но на паркет ложится свет
Подобьем круга.
И я один, как черт в кругу,
Как жук на скрипке.
Печальный факт, но не могу
Сдержать улыбки.
Мне вход в анналы запрещен,
Я дик и злобен.
Коль не писать, на что еще
Я здесь способен?
Вкруг бедер обернув строку,
Брожу по миру.
Я очень многое могу,
Но выбрал лиру.
Так. Мне покой не по нутру,
Прилажен пояс к
Сухому, крепкому бедру,
И начат поиск.
И мыслью прорастает грех
Из интереса.
И строчки дыбятся, как мех
На шкуре беса.
Возможно, лира не про нас
(Я листик банный),
Что я пробрался на Парнас,
Как гость незваный.
И здесь пою, хоть выноси
Святых. Пусть так, но
Молчанье - это минус, и
Уйти - бестактно.
Я выжимаю сладкий сок
Из горьких буден.
В душе я дико одинок
И многолюден.
Для жизни выпал сложный век.
В печальном месте.
Замешан в мире человек,
Как хрящик в тесте.
И как бы жизнь передо мной
Не гарцевала,
В моих извилинах сплошной
Лоренцо Валла.
Возможно, труд мой - только блуд,
Я сам - увечье.
Но Бога в жизни выдают
Противоречья.
Не получается клише
Без опечаток.
И мира копия в душе,
Как отпечаток
От одеяла на скуле.
И путь к Голгофе
Лежит чрез дом, где на столе
Дымится кофе.
1995
_^_
ЕВРЕЙСКАЯ МЕЛОДИЯ
Пусть равви, раскрыв золотой Таннах,
Подрежет мне стержень - я не обижусь.
Три дня, как монах, в четырех стенах
Бледнею, хирею, ни с кем не вижусь.
Вертеп - то, что надо; жаль, нету прачки.
На стуле пылится предметов свалка:
Цыганка с платочком на черной пачке
"Житана" и красная зажигалка
С чеканной строкою; часы, как фига
Сатурна, какую не взять руками.
Еще в переплете большая книга
С чужими и пошлыми стихами.
Под стулом паук, насекомых враг,
Вытягивает из добычи жилы.
При виде чего тараканы, как
Объятые паникой пассажиры
По доскам "Титаника", вкривь и вкось
Снуют по столу среди луж и сора.
И силится стол провалиться сквозь
Паркет от бессилия и позора.
В дыму сигареты, как под вуалью,
Над глазом окна нависая бровью,
Пытаюсь заполнить листы печалью.
(Хоть вовсе не пахнет здесь любовью.)
Не стало азарта. И денег мало.
Шкаф мрачен, хоть в недрах его незримых
Есть сало, но - фи! - для желудка сало,
Как сальная шутка для душ ранимых.
Сознанье заводится с пол-оборота
На злые слова, избежав укора.
Так плохо, что съел бы сейчас кого-то.
Смотрю на будильник: семь сорок. Скоро
Откроются двери, впорхнет рагу
Под соком и примется охать, ахать.
Брюнетка. Терпеть ее не могу.
Но деньги заплачены - надо трахать.
Воскликнет: "Какой у тебя бардак!"
Накрашенный глаз пробежит по блюдам
С бычками и пеплом: "Не дом - кабак!
Зверинец! И ты в нем сидишь верблюдом".
Пусть так, Пасифая. Потушим свет.
Я высушен страстью животных вьючных.
И чешутся руки, не руки, нет -
А пара похабных и цепких крючьев.
Я дал все, что было - полста гринов.
Но личико стоит такого прайса.
Скрип двери, приветствие, пара слов
О жизни. "Соскучился?" "Раздевайся... "
И милая дева затеет возню,
Давая понять, что грядут стенанья.
(В такие часы для мужчины ню -
Единственно важный объект вниманья.)
Сняв кофточку, освободит свои
Две белых ладьи, отшвырнет чулочки,
Возляжет, раздвинет копыта и...
Но, кажется, здесь я дошел до точки.
Как в скареда замке старик эконом,
Я взвесил слова и забыл проклятья.
Я миррой запасся (как пел Соломон),
Но время пришло отклонить объятья.
В десятках ночей прошуршав одеялом,
И сильно привыкнув к таким шарадам,
Я отдал тебе половину, дьявол!
Но Бог ведь, наверное, тоже рядом.
Я дунул на лампу, и свет погас.
В сознанье сомнения - ни на волос,
Со мною Господь говорил сейчас.
Я слышал его хрипловатый голос:
"Запри на замок свою дверь, не то
Не сдюжить тебе полового зуда.
А лучше обуйся, накинь пальто,
Возьми сигареты и - ПРОЧЬ ОТСЮДА!
январь 1995
_^_
ПОРТРЕТ СОЛЕРА
Чуб упрямый откинут назад,
В бледных пальцах зажатая трубка
Чуть дымится. Рассеянный взгляд
Предвещает расстройство рассудка,
Одиночество, скуку и плен
Щербиною забрызганных стен.
Худощав, пол-столетья небрит,
С желтой масляной краскою в поте,
Хрупче мрамора и пирамид,
Но зато долговечнее плоти,
Он портрет. И ему до конца
Не сменить выраженья лица.
Не поспать, не сходить в ресторан,
Не напиться, не броситься в Сену.
Когда люди спешат по домам
В пять часов, отпахав свою смену,
Он не может вскочить и уйти.
Никогда. Даже после шести.
Как бы, верность здоровью храня,
Не берег свою бренную тушу,
Смерть приходит. И просто мазня
Не спасла бы ни тело, ни душу.
Но портрет, разложенью назло,
Сделал мастер... Ему повезло.
В наше время и формы не те,
И материя как бы... зависла.
А зависла она в пустоте.
То есть в полном отсутствии смысла.
Пустота - это небытиё.
Став холстом, он ушёл от неё.
Жаль, что губы разверзнуть нельзя.
Оживи же трахеи и связки,
Он с улыбкой сказал бы: "Друзья,
Может, все эти кисти и краски
Не значительней жизни лица,
Но творение - круче творца".
1995
_^_
ТРИ СТИХОТВОРЕНИЯ
1. ПАСТОРАЛЬ
Здесь плавно оторвавшись от земли,
беспечны, как режим автопилота,
вычерчивают в небе журавли
адажио осеннего полета.
Здесь, извиваясь меж холмов и сел,
река подобна серебристой ленте
с пуанта Анны П. Здесь сам Эол
лабает джаз на струнном инструменте.
И бриз разносит звук приятный всем
от побережья до раскрытых окон.
И здесь не задыхается совсем
волной на берег выброшенный окунь.
Здесь среди ночи не исторгнет хрип
взрывной волной застигнутый спросонок
испуг. А если ты увидишь гриб,
то это будет груздь или масленок.
Не сменит Ипполита пояс свой
на кобуру, поскольку всюду - "наши".
И стоит захотеть, как сам собой
струится сок в подставленные чаши
по белой бересте.и им раздвинув гроздья винограда,
Сложив свой зонт,
как в зеркало, глядится в горизонт
лохматый Робинзон с улыбкой Блада.
Он достает трубу, и там, в дали,
вздохнув, он зрит, как с волн сдирает глянец
большой фрегат, и капитан-испанец,
как де ла Крус, но с профилем Дали,
на языке гитары говорит
о том, что пахнет лавр и грудь смятенна.
Здесь хороводы стройных аонид
проносятся в туниках от Кардена.
С зажженною свечой при свете дня
здесь Диоген встречает человека
бутылкою токайского вина.
И склон танцует под ногами грека.
Здесь в местной ресторации, задрав
на темный стол обшарпанные боты,
в дыму сигары гражданин Минздрав
рассказывает "Бонду" анекдоты.
И смех того буквально валит с ног.
Потом звенит на женской половине
дворца, где сероглазый пастушок
дает уроки ветреной Мальвине.
Здесь субмарина желтая средь нимф
ныряет, как огромная гитара.
И вместо перископа черный гриф
взмывает, как бутыль над стойкой бара,
над неприлично синей гладью вод.
Из кошелька летит в панаму крона -
и белозубый негр, вставив в рот
улитку золотого саксофона,
из крепких легких выдувает блюз.
Над ним вода расходится кругами,
и матовые скопища медуз
присосок розоватыми губами
целуют барж дощатые бока;
а с илистого дна, как сонмы глюков,
взмывают световые облака
сбивающихся в стайки ноктилюков.
Здесь, лишь зарей осветится восток,
падет тумана влажная завеса,
и косточки погреть на солнцепек
выходит лось из сумрачного леса.
Шуршит трава. Порою хрустнет сук,
да щелкнет шишкой белка-недотрога.
И дождь бежит, как пот с усталых рук
огромного улыбчивого Бога.
2. ЗАЗЕРКАЛЬЕ
Там, где суровый океан
На берег сыплет клочья пены,
Вдали от прочих чудных стран
Лежит земля. Аборигены
Там по утрам едят шпинат
И фаршированные яйца
Миссионеров. Где фасад
У здания - у зазеркальца
Имеет место быть хайло.
Там после стопки алкоголя
Звучит примерно как "яло",
То, что по-русски значит "Оля".
Там смотрит зайцем местный лев,
И кот купается в кумысе.
Там среди пьяных королев
Так скушно девочке Алисе.
Динь-дон, динь-дон, культура там
Синоним слову "одичанье".
С эстрады грозный Мандельштам
Басит простое как мычанье.
Потом еще десяток строк
Про то, как - увлеченный дракой -
Поручик П., лишившись ног,
Мгновенно сделался собакой.
Там, в телевизор вперив взгляд,
Обломов брезгует диваном
Там по весне вишневый сад
Кислотным выеден туманом.
И лауреат-поэт плюет,
Прикладываясь к сигарете,
С метафизических высот
На то, что делаете в свете.
В тавернах девственницы там
От водки выпитой икают
И, говоря "шерше ля фам",
С улыбкой скотской намекают
На неприличную болезнь,
Название которой - насморк.
Там с языка слетает песнь
И поражает барда насмерть.
Там изменяют русла рек.
Препроводив в миры иные,
Тьму неудачливых коллег
За пядь под солнцем, в выходные
Там продолжают жрать и пить,
Вести баталии и споры,
Чтобы в понедельник разделить
Судьбу Содома и Гоморры.
3. СТРАНА
Цепочка синих гор. Внизу - страна.
Увы, воображению двуногих
Претит вариативность, и она
Не слишком отличается от многих.
Там, как везде, за стариков в ответе
Сыны, и - благодарные приливу -
Шумят моря; у матерей есть дети,
И улицы уходят в перспективу.
Но паровозам не хватает тяги,
И в будний день, чуть свет спеша от хаты,
Бог весть зачем сжимают работяги
В мозолистых ладонях автоматы.
Там башни, как зубцы эрзац-короны.
И, судя по газетам, все а ажуре.
Но черные гнездятся микрофоны,
Как бигуди, у лампы в абажуре.
Мелькают голозадые амуры
На зданиях с прилежностью статистов.
Там чердаки покинули Тимуры
И в буржуазных выросли министров.
Там нецензурных слов, что крошек в хлебе.
И кровь скопца несет морская пена.
Там открываешь рот сказать о небе,
А с губ лети скабрезная "ебена".
Там в теплый майский праздник ветераны
Имеют долю гитлера-капута.
И деловые люди вечерами
Спешат припасть к бутылке "Абсолюта".
Там после смены за стаканом водки
Пытается забыть свое увечье
Петров. И слово просится из глотки -
Сказать ему - простое, человечье.
Мрачнее и суровей год от года
Там жизнь, и глубже черные сомненья.
Там правит бал абсурд, там от народа
В консервных банках прячутся соленья.
И кажется - не хватит больше сил,
Пустой карман тоскует по монете.
Но выспался, проснувшись - закурил,
И как-то сразу легче жить на свете.
Там пингвин нежит тело среди скал,
И черное ружье дает осечку.
Там, поднимая матовый бокал,
В котором кувыркается колечко,
За счастье и удачу пьют до дна.
Там утро красит пурпуровым светом
Фасад кремля. И ночь, как ни темна,
А все-таки сменяется рассветом.
1994
_^_
ЗАРИСОВКА
Осенняя ночь холодна.
"Ничего, согреюсь", - думаю я, зябко поеживаясь.
Затягиваюсь сигаретой
и выпускаю изо рта кольца белого гибкого дыма,
которые, подобно только что снятым,
влажным еще гипсовым слепкам
пытаются в точности воспроизвести форму моих теплых губ.
Ещё и ещё...
Сизые клубы медленно обволакивают луну,
разбухают и превращаются в тучи.
Поднявшийся ветер разгоняет тучи.
Я вглядываюсь в луну,
как микроб вглядывается в огромный глаз
склонившегося над микроскопом исследователя.
И мне становится ещё холодней.
1995
_^_
К ПРИМЕРУ
Лишь тот достоин оды, безусловно,
кто, выкурив сигару, хладнокровно
внимая звукам вражеского хора,
надкусывает яблоко раздора.
К примеру, Жуков был мужик отважный.
Да что там, я б сейчас в талмуд бумажный
втащил его (хоть встань он раскорякой)
с прислугою, фуражкой и конякой.
Но лире мил не лидер со шпаною,
а тот, кто занят внутренней войною.
Кто яркие гирлянды славных песен
вплетает в дебри ругани и воя.
Ведь, может быть, сейчас, угрюмый, бледный,
перед мольбертом на коленях стоя,
творит в ночи какой-нибудь Егорыч,
следит зрачком туманные светила
и, тонких сигарет вдыхая горечь,
размешивает в баночке белила.
Как пьяный ирокез среди испанцев,
измученный, босой, без женской ласки,
сидит всю ночь и кончиками пальцев
втирает в холст покладистые краски.
Вот так и мы: живем, слагаем, любим,
вонючим никотином ближних губим,
куражимся. Летя на зов прелестниц,
бросаемся в объятья темных лестниц.
Но под влияньем чар неуловимых
лишаясь сил у ног своих любимых,
в отчаянье стучим башкою оземь
и на горбу тоску свою увозим.
Проскальзываем шпалами ступеней,
где рельсами нам - гладкие перила.
И по три ночи не встаем с коленей.
И на пол льем прекрасные белила.
1996
_^_
ПЕЙРИФОЙ - ПЕРСЕФОНЕ
Крикнув "майна" Танатосу, в те края,
Где вовек не услышишь "виры",
С громкой песней спускался Орфей, но я
Как-нибудь обойдусь без лиры.
Стерву, дикую кошку в тебе любя,
В сантименты и плач не веря,
Я, мужчина, я, воин, возьму тебя,
Как берут на охоте зверя.
Рано утром, когда, как на гроб - венки,
На деревья ложится иней,
Сквозь кордоны и дьявольские полки
Прорублюсь, уведу - рабыней.
Потому что мой щит - хоть и мят в веках -
Спаян сталью мужского нрава,
Потому что мой меч не дрожит в руках
И дает мне на это право.
Я - рубака, у сердца - зигзаг рубца.
И побед не вместить в бумагу.
Но прикажешь - приду и, покорней пса,
У ступней твоих смирно лягу.
Мало? - чёрные шоры прижми к глазам,
Потный лоб мой упри о плаху, -
И, чтоб было удобней рубить, я сам
С плеч сутулых спущу рубаху.
май 1995
_^_
ПАМЯТИ ОТЦА
I
В девятьсот тридцать седьмом он родился
в декабре, под несчастливой звездой, но
не повесился от горя, не спился
от тоски. И прожил, в общем, достойно.
О! по жизни вечно чем-нибудь руки
мой отец занять спешил. Было это
для него не столько бегством от скуки,
сколько пламенным желанием света.
*
Не любя высокопарных историй,
почитал отец баян выше лиры.
Ближе к лету наезжал в санаторий
и оттуда привозил сувениры
или яблоки. Сократа навроде
растекался батя мыслью по древу.
И хотя был очень худ по природе,
относился с уважением к чреву.
*
Это значит был он брат Гераклиту.
Категории лепил из тумана.
И, зеленую прикончив пол-литру,
делал копии с Венер Тициана,
расчертив холсты на клеточки. Впрочем,
он и сам творил отчасти. И даже
малевал немного маслом (короче,
брат мой Игорь видел эти пейзажи).
*
В выходной, к теплу весьма расположен,
на щите, бросая в печь по брикету,
пек картошку. Словно шпагу из ножен,
из-за уха доставал сигарету
и садился ладить тумбочку или
вырезал замысловатую раму.
Помогал друзьям и всем, кто просили,
пил чифирь и ревновал мою маму.
Был решителен. Случалось - смущался.
Слыл умельцем (особливо тверёзым).
Не писал он - до стихов не поднялся,
но зато не опустился до прозы.
*
Любознательнее Брема раз во сто,
мастерил отец мой кенарам клетки
плюс аквариум для вуалехвостов.
И, хотя имел лицо чудной лепки -
обаятелен, но принципиален,
(проживи подольше - стал бы примером)
по утрам не выбирался из спален.
Рос от слесаря - и стал инженером.
*
Помню: хищным и изящным наречьем
поэтической строки, без промашек,
как игла над белоснежным предплечьем,
над бумагой зависал карандашик.
До рассвета шелестел плотный ватман
с чертежами. И, сродни двум Сахарам,
раскалялась так настольная лампа,
что рейсфедер покрывался загаром.
II
За окошком город ополоумел
от заката; и, как вскрытые вены,
протянулись облака... Отец мой умер.
Жизнь - театр. Люди сходят со сцены.
Тонут в море, пьют цикуту из чаши.
А иных на полдороге к портфелю
губят алчность и жестокость, но чаще
неумеренность.
Сгорев за неделю
*
в сорок лет, забивши легкие сором,
через сорок дней он тетке явился -
бо другие спали, - горестным взором
всех обвел и молча в рай удалился.
На поминки гости съехались. Шастал
меж гостей я мальчуганом патлатым,
теребил карманы, сплевывал часто
и пищал: "Врачи во всем виноваты".
*
Излагая то, что в память мне вшилось,
не отделываясь трепом дешевым,
говорю себе: "Уж так получилось,
что вниманием тебя обошел он. "
Потому: если учесть малолетство
(по каким полям теперь батя бродит?),
лишь нервозность мне оставил в наследство
и ушел, как сотни прочих уходят.
Не поймал звезду и мира не видел,
не вкусил побед, ни пайку изгнанья,
и почти - чем меня очень обидел -
не оставил о себе воспоминанья.
1994
_^_
ОСЕННЕЕ
Оседая кремнием на ноже,
Я точил слова и не знал износа.
Но сточился камень, на нем уже
Малярийный комар не подточит носа.
Я плохой схоластик. В сознании - люф.
Ни души кругом. Только мгла. И Муза,
Как уставший попка, смыкает клюв
На плече Робинзона Крузо.
Был бы теплый май, я б поднялся в семь,
Я бы пил вино и кропал сонеты.
Май вообще хорош, только он совсем
Из другой оперетты.
1995
_^_
СОНЕТ
Обитающий в раю светлый небожитель
Пусть направит взор в мою тихую обитель.
Пусть прекрасный дух его облетит до срока
Всё родное, от чего я сейчас далёко.
Всех, кому я дорог, всё, с чем сейчас в разлуке
Ненасытные мои жилистые руки.
Пиш. машинка, стеллажи, книг любимых груда,
Вилки, простыни, ножи, белая посуда,
Шифоньера монолит и газет скопленье -
Все здесь помнит и хранит их прикосновенье.
Завтра встану, закурю и, за сумки взявшись, -
На вокзал. Так поутру, вдоволь нагулявшись,
Тканью крылышек шурша - на автопилоте -
Возвращается душа в тёплый ящик плоти.
1996
_^_
ПАМЯТИ АРТИСТА
Пирамида венков, обострившийся профиль и рать
Пожилых театралов, к партеру придавленных болью.
Что тут скажешь... Я думал, что смерть невозможно сыграть -
Чепуха! Вы прекрасно и с этою справились ролью.
Мочит весла угрюмый Харон; исчезает корма,
Растворяясь в багровых парах. Размышляя об этом,
Я шепчу: в перспективе туннеля мне видится тьма.
Хоть для Вас то, конечно, он должен был кончиться светом.
Далеко разбегаясь от весел, не выдаст волна
Каменистому брегу ни всплеска, ни матовой пены.
На земле только смерть не способна предать, но она
Для оставшихся жить есть сама разновидность измены.
Посмотри ж на меня из полночной своей темноты.
Дотянись до меня не рукою, так сумрачным взглядом
Из унылых краев, где обрел ты пристанище... Ты
И суровые тени, с тобою стоящие рядом.
1994
_^_
ПЕСЕНКА
Голова стала дрожать,
Шея стала недержать.
Не пора ли, в самом деле,
Пить бросать, курить бросать?
Сев за стол, свой скорбный лик
Обнести рядами книг.
Так от возгласов за зубы
Влажный прячется язык.
*
Вечер, лампа, Пикассо,
Пепельницы колесо,
За столом сидит ребёнок,
И ребёнку "ха-ла-со".
А оттуда, где "тот свет",
День и ночь следит атлет,
Как под детскими ногами
Ходит шар. И этот бред,
Распахнув в мозги окно,
Заполняет полотно:
Фон, рисунок, перспектива,
Шея, плечи, руки. Но
Мы не девочки в трико,
Жизнь, в которой нелегко,
Не туннель, а коридоры
Из кошмаров Кирико.
1995
_^_
* * *
Ах, одиночество! Месиво
Боли, гордыни, срама.
Дочка его - поэзия.
Впрочем, она же - мама.
Ох, это одиночество!
Словно погоны - кителя,
Сколь ни самодостаточно,
А требует себе зрителя.
Чтоб на сцене, исхлопано,
Не выродилось в притворство,
По идее, должно б оно
Сторониться партнёрства;
Но, по странному правилу
(Парадокс здесь - разительный),
Чем людней, много-плановей,
Тем оно выразительней.
Хочешь, чтоб оно тренькало,
В мясо смогло одеться -
Дай ему в руки зеркало,
Чтобы в него смотреться.
*
Нет в отраженьи нежности,
Душу оно не греет.
Не искажает внешности
Зеркало, но тускнеет
Луч самовыражения
В свете его мерцания.
Есть что-то в отражении
От самоотрицания.
*
"Я - жертва самосожжения!
Как воздух, как окружение
Пшеничное - дырке от бублика,
Мне необходима публика!
Золотисто ли, серенько,
Траурно ли мерцает -
Голоса собеседника
Зеркало не отрицает.
Зеркало дашь - но надо ли?
Я его не хотело.
Что-то в нем есть от падали...
Факт разложенья тела?
*
Творчество - падаль без отчества,
Лепет на грани витийства,
Автопортрет одиночества,
Способ самоубийства.
23 июня 1996
_^_
СТРАННОЕ ГЛУБОКОЕ ЧУВСТВО
Скоро ночь. Ненасытный зрачок умеряет прыть.
За окном так темно, что разумней сомкнуть уста.
В голове порожняк, из желаний одно - "курить".
Пальцы тянутся к пачке, но даже она пуста.
Звезды зреют, как зерна, как в мыслях больного бред.
На настольных часах - десять тридцать. И день поник.
"Впереди только тьма", - стиснув зубы, твердит поэт.
"Только тьма", - повторяет в смущеньи за ним двойник.
Так мутит на душе, будто Музу скосил недуг.
Видно, мало, укрывшись от света за щит гардин,
Убежать от друзей и, подругу услав на Юг,
Записать в дневнике: "Слава богу, теперь один".
"Почему этот вечер июльский так сыр и мглист?
Почему я обязан, о глину стилом скребя,
С перепою сравнив с черным омутом белый лист,
С каждой фразой топить в нем кусок самого себя?"
Муки снов позабыты. Бессонница. Мухи слов,
Покружив над водою, садятся на белый прах.
И печальная Муза заместо крепчайших строф
Выдает помрачневшим листам только вязкий страх.
Что гардины? - пустяк. И без них не въезжает в дом
Солнце летнего дня. Неподвижен во рту язык.
Авторучка выводит: "Возможно, все дело в том,
Что тебя нет со мной... К этой мысли я не привык.
Как нелепо, как странно, как глупо, что я не могу
Целовать твои губы и плечи. Один петит,
Словно полк новобранцев, выстраивается в строку...
Не могу без тебя! Одиночество мне претит.
Мне б обнять тебя, мне бы зеленым плющом увить
Твои окна. Но вместо этого ночью (с тем,
Чтоб не спрыгнуть с ума, чтобы попросту не завыть)
Со стилом в кулаке я пою для бетонных стен".
20 июля 1996
_^_
ОДИССЕЙ
(впечатление от гитариста)
Он смугл лицом и бородой оброс
На поприще неженских развлечений.
Сидит, перебирая шесть волос,
Запутанных судьбой в клубок мучений.
О чем судьбу, многострадальный бард,
Пытаешь ты, в отсутствии монеты
С пытливой решкой, как колоду карт,
Разбрасывая на пол флажолеты?
Здесь не судьба - душа разрешена
От бремени обид. В пространстве сея,
Тугие зерна нежности, она
Дрожит в упругих пальцах Одиссея.
С гитары снять чехол - раздеть дотла.
Но под чехлом, под ситчатым бикини
Боль с шестикратной жаждою тепла
Пульсирует в висках больной богини.
Она спустилась с олимпийских кущ,
Приняв в подарок жертвенную тушу,
Чтоб каждым коготком своим, как плющ,
Вцепляться в обколупленную душу.
И так рыдает каждая струна,
Как будто вспоминают плач отары
Шесть прядей золотистого руна
На тонком грифе лаковой гитары.
И серией разлапистых туше
Слетаются аккорды на подмогу,
Рождая в перепуганной душе
Одно непостоянство и тревогу.
февраль 1997
_^_
MESSAGE
1
Дружище, как стремителен прогресс.
Здесь все блюдут взаимный интерес:
Кислотные стиляги в брюках узких,
Бомонд и поколенье новых русских,
"Кирпич" и шестисотый мерседес.
Свобода здесь бессовестно нага.
Но гопники не зрят во мне врага.
(Как пиво льнет к большим стеклянным кружкам,
Так я неравнодушен к побрякушкам).
Мне ухо здесь не тяготит серьга.
Лежу вот на диване, как бревно.
И психбольница ждет меня давно:
От долгих взглядов вдаль теряют зренье
Седые доктора. От нетерпенья,
Я выделяю желчь, они - говно.
Но все мы люди. Вот путаны, Билли,
Сотри с них слой затасканности, пыли,
Увидишь под коростой барахла,
Что эти скрипки с комплексом чехла
Когда-то просто девочками были.
Ценили вкус такого пития,
Как джем клубничный. Радость бытия
Для них ютилась в бабушкиных крынках.
Теперь она живет в мужских ширинках.
И ежели тогда, открыв сосуд,
Ее вкушали, то теперь - сосут.
Прости мне желчь, дружище, раз в году
Я сам к ним прибегаю весь в поту
Излить тоску. Как и в больничных утках,
Есть форменная польза в проститутках.
Когда уже совсем невмоготу...
2
Сын гор и друг лугов (лужков, низин),
Здесь водрузил задумчивый грузин
Мемориал в чугунном парике
Начальной школе на Москве-реке.
Там в тайны школьной мудрости проник
И радостно зажал в руке дневник
Худой школяр, похожий на креветку,
Желая маме показать отметку.
Но мать его далече... Тормоза
Отказывают - выпучив глаза,
Он плачет. И столичные ветра
Не иссушают горьких слез Петра.
Москва не верит в слезы. Ей к лицу
Не потакать сопливому яйцу.
Зато здесь вкусный хавчик в магазинах,
Бомонд хиляет в белых лимузинах.
И молится зеленому тельцу.
А жизнь моя, друг Билл, дает гнильцу.
Я весь погряз в какой-то чепухе,
Как муха, угодившая в пыльцу,
Как брошь с топазом в мусорной трухе,
Как сало в общепитовской ухе...
P. S.
Гниют баркасы с воблою в порту.
А мы гнием у времени во рту.
Как дорого нам это постоянство
гниения.И я лежу под мокрым языком,
Надеждою влеком,
Чтоб через тридцать лет, сдурев от пьянства,
Быть сплюнутым в межзвездное пространство...
август 1997
_^_
ПОПАВШИЙ ПОД ДОЖДЬ
Наш грустный мир был создан из частиц
и горизонтом надвое расколот..
Плюя в афишу с плачущим Кокто,
Кислотный дождь жует мое пальто.
Стучит по клавишам брусчатки ливень.
И я торчу во тьме, как мокрый бивень
На африканском, выжженном плато.
О, как тревожно ночью одному,
Вонзая в фиолетовую тьму
Зрачки, внимать восторженному плеску
И дергать за невидимую леску,
Ведущую неведомо к кому.
Как инвалид за ширмой серых плит,
Рыбак за белым облаком укрыт.
Там все обнажено, однако здесь я
Обут и удален от поднебесья,
Как тульский клоп от нильских пирамид.
*
На мокрой коже линии руки
Похожи на излучины реки.
Они легко сплетаются в картину.
Судьба напоминают паутину.
И судьи надевают парики.
Канаты струй плотнее тетивы.
Но лужи, как извилины, кривы.
Холодный ветер резок, как понос, но
Явление его молниеносно.
А молнии напоминают швы
Небесного хирурга. Эта связь,
Соединяя облако и грязь,
Мозолит пальцы в черном окоеме.
И плавает в воздушном водоеме
Мутировавший в окуня карась.
сентябрь 1997
_^_
НАСЕКОМУС
Утомившись шляться по знакомым
С бесполезной связкою ключей,
Я б хотел быть смуглым насекомым
С наливными рюмками очей.
Чтоб взамен чередованья гласных
И согласных, как живой металл,
Я своею кожицей атласной
Средь растений нежно скрежетал.
Чтоб стекала розовая плазма,
Будто пот, у солнца по лицу,
Чтоб стонали в приступе оргазма
Бабочки, роняя с крыл пыльцу.
Я бы спал на травяной подстилке,
А из глаз, как птенчиков из гнезд,
Вынул темно-красные прожилки
И на потный панцирь перенес.
Я б на пузе золотистый ворсик
У людей ерошил на виду.
И в конце концов свой хрупкий торсик
Наколол на ржавую звезду.
Будь красавцем в темно-синем глянце
Или насекомою овцой -
Все равно не выскользнешь из пальцев
Божьих, перепачкав их пыльцой.
Все равно твой прах, насупив брови,
Упакует в розовый стручок
Собиратель насекомой крови,
Хладнокровный, умный старичок.
сентябрь 1997
_^_
ЛЮБИТЕЛЬ БИАНКИ
1
Море с небрежностью Фигаро мылит лица
Старым утесам, которые, не желая бриться,
Только и могут, что фыркать. А мимо плывёт байдарка,
Как бритва, преподнесенная в качестве дорогого подарка.
2
Небо как будто выцвело. То наступила осень.
Из мира исчезли краски, из неба - просинь.
В море, которое с берега выглядит несуразным,
Боги стирали бельё, и бельё было очень грязным.
3
В зубах у тёть Лиды дымится подмокшая папироса.
По утрам ни хрена не видать на расстояньи носа.
Солнце мерцает тускло, как медный вымпел.
И сосед говорит хриплым голосом: "Я бы выпил".
4
Ах, не стоит нам углубляться во всякие там детали.
У меня есть бутыль перцовки, сосед Виталий,
Любящий фильмы Капры, оливки и Перуджини.
Если подбросит денег - грусть мы утопим в джине.
5
В общем, есть с кем кручину размазать по морде слезно,
Порассуждать о том, что жизнь вообще навоз, но
Жить-то ведь как-то надо. А после душевной пьянки
Красные зенки ласкать красотою "Бианки".
6
То есть листать с Виталиком альбом Перуджини,
Слушая, как в диване поскрипывают пружины.
И уже совершенно ночью, стремясь обнаружить ад,
Нырнуть и поплыть вперед, не оглядываясь назад.
1999
_^_
НЕМОТА
Ангелы немы, потому что питаются снегом. Сказки
Повествуют о том, что снег застудил им связки.
Они радуются нашим успехам, нашими слезами мокнут,
Раскрывают беззубые рты, но сказать ничего не могут.
Думая так об ангелах, он представляет себе Гавриила,
Про которого на базаре бабушка говорила.
(Много чего узнал он от торгующих на базаре
Трех угрюмых старух с сумеречными глазами.)
Он сидит на холодном утесе (сам, как глыба),
Где-то внизу, под утесом, плещет боками рыба.
И думает он о том, как чувствовал себя Немо в той
Тьме, где плавают рыбы, схожие немотой
И холодом крови с ангелами. "Ад - лысина, море - парик" -
Сказала одна из старух, расхваливая материк.
И он с ней вполне согласен. Вон плеснулась одна немая,
острыми плавничками глянец с волны снимая,
Словно стальной рубанок в волосатой руке Посейдона.
Ангелы ведь так немы... Море ведь так бездонно...
1999
_^_
© Ренат Гильфанов, 2003.
© Сетевая Словесность, 2003.
03.07.2003 Сегодня в РЖ Инфарт Гротеск распадающегося мира на фоне "страшного суда" Аргумент в пользу монархии Объявлен лонг-лист Букера-2003 На постоялом дворце у Солнца Наука для своих Современная историография: мосты в прошлое Интер(акти)вью 54: Лео Каганов На государственный стандарт - равняйсь! Смир-р-но! С той стороны Теплый вечер холодного дня Журнальное чтиво. Выпуск 136 Танцы истинных леди. И джентльменов Бог блоггеров Без резких движений Приемы против лома Туркменбаши Время национального эгоизма Свобода или патриотизм? Ребро Фанайловой Без понятия
Словесность Рецензии Критика Обзоры Гуманитарные ресурсы Золотой фонд РЖ
Яркевич по пятницам Интервью Конкурсы Библиотека Мошкова О нас Карта Отзывы
|
|
|
|
