Словесность
win      koi      mac      dos      translit 



Рассказы:
Юрий Медведько



КОФЕ СО СГУЩЕНЫМ МОЛОКОМ


Кондитерская напротив Московского вокзала. Суетно. Публика все больше приезжая. Спешат, ругаются.

Купил "ром-бабу" и стакан кофе со сгущеным молоком. Звучит аппетитно, но вид жидкости в мутноватом стакане вызывает брезгливое подозрение. Сделал пробный глоток. Вкус добил дряхлую надежду.

Мерзость.

Сплюнув в стакан, я закрыл глаза.

Конечно, смешно, что эта кофейная профанация так ошеломила меня и оскорбила, ведь я всю жизнь потребляю такое пойло. Просто так уж подгадалось, что глоток этот оказался последним. Последним в череде неудач, огорчений, разочарований, чашу которых услужливо подсовывает нам коварная тетушка Жизнь.

Кто-то прошел мимо и подтолкнул в спину. Я сжал кулаки и открыл глаза.

Рядом топтался парень в женской болоньевой куртке розового цвета. Грязно-рыжая растительность на его корявой голове разновеликими клочьями торчала вразнобой. На ногах выделялись огромные кирзовые сапоги. Тонкие пальцы с обкусанными ногтями перебирали стакан, наполненный кипятком. Парень набычась смотрел на струившийся пар и улыбался. Я смутился.

"Эй, парнишка," - окликнул юродивого, перекусывавший за соседней стойкой, мужчина. "Иди я тебе заварочки плесну," - и он призывно приподнял свой вместительный цветастый термос.

Парень обнажил свои страшные зубы в идиотской улыбке, повел головой, как зашоренная лошадь, но с места не сдвинулся. Он не понял, кто к нему обращается.

Тогда мужчина подошел сам, слил половину кипятка в грязную тарелку, добавил крепкого чая из термоса и снова вручил стакан парню. Тот часто заморгал и низко поклонился. Мужчина вернулся к своему бутерброду.

Юродивый отхлебнул из стакана и засмеялся.

"У сладкий-то какой! Мед прямо!" - заливисто прозвучал его голос.

"Пей, пей," - подбодрил обласканного довольный благодетель.

Парень приблизился к его стойке и певуче заговорил:

"На пасху приезжал к вам с Пермской области."

Мужчина закивал, отложил бутерброд с колбасой и полез в карман.

"Уж больно у вас тут певчие хорошо поют. Люблю я песнопения," - продолжал юродивый, улыбаясь в потолок.

"На, пирожное себе купи," - протянул ему мужчина деньги.

Тот аккуратно установил свой стакан на стойку, с поклоном взял деньги и поднес к глазам.

"Два рубля," - подсказал мужчина.

Тогда парень свернул подаяние и отправил во внутренний карман своего розового балахона:

"А вот я потом лучше хлебца куплю," - прокомментировал он свое решение. "Ведь я сейчас в Москву подаюсь, а там в Загорск."

"Ну, смотри, дело хозяйское," - ответил мужчина, собрал свои пожитки и ушел. Серьезный и энергичный.

Прихватив надкушенную "ром-бабу", я занял его место:

"К Патриарху путь держишь?"

Я служил в под Загорском. Строем нас водили осматривать патриаршую обитель - Троице-Сергиеву лавру.

Парень поймал меня в фокус своих блуждающих глаз и засветился неведомым мне удовольствием:

"Не к Патриарху не пойду! А ну его! Вокруг него всегда телевизионщики. Надоели они мне своими прожекторами, и галдежу много. Я в прошлом году сподобился - прошел с Патриархом Крестным ходом, а после и на Благословение пробился!"

"Повезло," - невольно, я и сам разулыбался.

"Да, но это Благословение лишь на год дается."

"И что, каждый год ездишь?"

"А че?! Проезд-то льготный - сел и поехал! Это ж радость!"

Радости в нем было хоть отбавляй. Большая радость в маленьком уродливом теле.

"А родители у тебя есть?"

"Мать. Отец умер, отчим появился. Но он обижает меня, смеется."

"Зачем?"

"Характер такой. Что говорит, тебе твой Бог дал? Подначивает этак. Но я ему не поддаюсь, отбиваюсь: А когда мы голодом сидели, и я целыми днями в церкви стоял, и мне поднесли всячины всякой, кто ел? Ты ел, и все ели! А кто это все дал? Бог и дал! Его воля."

"Ну, а он что?"

"А хохочет. Он же пьяница, сам знаешь, какие они вредные."

"Так, а чего вы голодали-то?"

"С пенсией задержка вышла. Мы же все на пенсии - мама, я и еще три брата. Все по инвалидности. Я уж думал, не выберусь на Пасху, но Бог смилостивился. Дали пенсию-то! Я сразу билет купил, пошел к настоятелю нашему, говорю по святым местам подаюсь. Он благословил, и я отбыл."

"Ловко."

Уходить не хотелось, я помолчал в надежде, что он спросит меня о чем-нибудь, но пермяк усердно обдувал свой чай."

"Пост-то держишь?" - продолжить беседу я.

"Нет! Куда там! Вот сейчас пирожное сожрал. Вкуснейшее, с кремом! Тетка одна дала. Раз дает надо брать! Да и где в дороге постную пищу искать, с голоду бы не опухнуть."

"Ну, запасся бы дома."

"Нет. Суетно все это. Не об этом думать надо. Христос сказал своим ученикам: Не думайте о хлебе насущном и сыты будете. Вон птицы ни жнут, ни сеют, а живут, да песни поют! А мы-то, что хуже?"

"Нет, мы лучше!"

"А вот это гордыня - самый страшный грех! Знаешь, как Бог своего ангела наказал, когда тот возомнил, что он лучше всех?"

"Как?"

" У-у! С треском попер с Небес! Лишил благодати навеки!"

И он опять рассмеялся своим восторженным смехом.

"Ты, что же? Всю Библию знаешь?"

"Нет, не всю. Всю-то ее разве познаешь! Наизусть, конечно, можно вызубрить. А вот чтобы познать - нет! Я сам Библию редко читаю, у меня зрение плохое. Ко мне само как-то приходит. Не знаю откуда."

"Может - дар Божий?"

"А че, может! А то откуда еще? Все от Бога."

"Может, в святые выбьешься?"

"Нет, это нет. Для этого Откровение должно быть. А вот Венца мученического возможно сподоблюсь."

"Это что ж за чин?"

"За веру пострадаю. Жизни лишусь."

"Как? Сам себя?"

"Зачем сам! Ты смотри, сколько сатанистов развелось - полчища несметные! Вот я сюда плацкартой ехал. Ну, денег-то у меня нет, а жрать охота. Сел я у окошка, сижу молюсь. Тут соседка моя спрашивает: "Ты чего там поешь?" Я говорю: "Молитву Господу Богу нашему и сыну его!" Она заинтересовалась, расспрашивать стала про веру, про жизнь загробную. С других мест к нам потянулись, сидим, про Бога говорим, обедаем. Благодать! Вдруг из соседнего вагона врывается сатанистка. Услыхала вражина, что я Христа славлю, и явилась. И давай орать, что Бога два! Смотрю, сейчас драться полезет. Встал тогда и говорю: "Бог один, но в трех лицах - Отец, Сын и Святой Дух!" Сказал и перекрестил ее святым знамением. Эх, как она испугалась! Аж зашипела, скукожилась вся и убежала. Бес в ней сидел, а Бес-то креста боится! Во как!"

"И у вас, значит, война идет."

"Ну, а ты как хотел?! Христос же сказал: "Не с миром к вам пришел, но с мечем!"

"Он еще, вроде, советовал ближнего любить."

"Правильно - люби! Но спуску не давай, если он против веры идет."

"Тяжело."

"А че? Отдохнем! Все отдохнем после Судилища. А сейчас нельзя, нет! Эх, а на поезд-то я не опоздал еще?" - спохватился божий опричник, полез по карманам, вываливая все на стойку. Я вытянул билет из его паспорта, посмотрел номер поезда и время отправления.

"Да тебе пора," - сказал, глянув на часы, - "уже, наверное, посадку объявили. Пойдем, я тебя провожу."

"Пойдем, а то мне одному боязно, как бы эти черти рогатые не растоптали."

"Какие черти?"

"Да троллейбусы эти. Шустрые такие и бесшумные главное! Только я на дорогу выползу, а они уж вот они - под боком пыхтят. А то еще подкрадется да и шуганет фанфарой своей. Сердце вон! Эх, я бы им рога-то поотшибал."

Мы вышли из кондитерской и направились к вокзалу.

"Ну, все! Прощайте, люди добрые, уезжаю!" - декламировал божий человек, счастливо озираясь по сторонам. "Погостил, причастился пора и дальше. Эх, время-то какое настает! Пасха! Целыми днями буду в церкви пропадать!"

"Молиться?" - привлек я к себе его внимание.

"И молиться и петь, да, просто, глазеть! Красотища ведь в храме Божьем! Кругом свечи горят, золото блестит, ладаном пахнет. А как Святые Врата отварят, да выйдет Патриарх! На душе ликование! Ну, а уж когда певчие запоют, тут сама Благодать меня охватывает. Иной раз и на ногах не устою, упаду на колени и плачу."

Мы подошли к нужному вагону, и я остановился. Мой восторженный брат усмотрел проводника, подал ему билет и паспорт. Я стоял за его спиной и ждал, когда он повернется, и мы простимся. Но не дождался. Он просто забыл обо мне, повел разговор с пожилой дамой, проходящей в вагон, та взяла его под руку и увлекла за собой. Вскоре они появились в вагоне и пошли по проходу. И я двинулся по перрону, наблюдая за ними в окна. Но он так и не посмотрел на меня.

Скоро поезд тронулся и пошел, увозя в своих недрах моего странного собеседника и его чудный замкнутый мир вечного ликования и радостной благодати. А я все стоял на перроне и смотрел им в след. Меня ждал мой "КОФЕ СО СГУЩЕНЫМ МОЛОКОМ".



© Юрий Медведько, 1999-2003.
© Сетевая Словесность, 1999-2003.






13.09.2003 Сегодня в РЖ Живой Журнал словами писателей   Отчет к Канкуну: разоблачение мифа о "свободной торговле"   Поиски легитимности: геополитический тупик США   Все о поэзии 151   Шведская лавка 125   Социальная обманка   Гримасы капитализма в кратком изложении   Бесконечность и дальше   Легенды и мифы левой оппозиции.   Виктор Пелевин, или Пятнадцать лет спустя   Уроборос: плен ума Виктора Пелевина   Голоса Америки   "Триумф воли" и триумф воли   ЖиЖа   Какой России прок от ВТО?   Вузы: битва за профессуру   Одинокий фюрер   Устои наук и небо: двуликий Янус современной физики   Рецензия на рецензию ЛД на книгу ВП "ДПП (НН)"   Простодушное чтение (4)  
Словесность Рецензии Критика Обзоры Гуманитарные ресурсы Золотой фонд РЖ
Яркевич по пятницам Интервью Конкурсы Библиотека Мошкова О нас Карта Отзывы