Александр Боковой
Театральные эскизыПустынник пожинает ветры...
Театр
В зеленых лугах у реки...
В врата степного неба...
Господин Огонь
Еще Солнце не село...
Некий плотник...
На ярмарке в Самаре-городке...
Синее небо, серое стадо...
Старец Георгий
Гори, гори туманная звезда...Пустынник
пожинает ветры...
Пустынник пожинает ветры, Младые души учит жить Так трепетно и беззаветно, Как может только Свет учить. Подводит к Чаше, веры полной, Срывает видимый покой. И ты — один, как в бурю волны, Пред необъятною скалой Не слову внемлешь, а молчанью, Рвешь с сердца черствую печать. Недолго править ожиданью — В врата стучит иная рать. И вот она — твоя душа — Наполнена сияющим расплавом. Прими же яд хрустального вина И будь Огнем — собой по праву.
Театр
Ты прав: актеры никудышны, Дрянная пьеса, сонный зал, И в первом акте выстрел лишний, Ты, кстати, в это время спал. Однако в пьесе этой странной Есть свой, особый, колорит: Забавно видеть бесталанных И горько слышать, как шумит В толпе теней пустых прохожих Твой ненавязчиный обман, Как рвется, лезет вон из кожи, Владетель сопредельных стран, Чтобы тебя — Надежду Мира — Кровавой местью отравить. Не сотвори себе кумира, А с правдой в сердце легче жить. Вот день второй: после премьеры Утихла зала, свечи спят. Лишь голоса, как флибустьеры Пространство сцены бороздят И где-то тихо плачет скрипка, Настроив голос неземной... К нам, с лучезарною улыбкой, Средневековой мостовой Бредет забытый всеми Мастер, Листая записи небес. Он пишет книгу, рвет на части И утром улетает в лес. А там, вдали, у горизонта, Сошлись земля и небосвод. Глядят печально в линью фронта И ждут, кто первым нападет На ложу Снов, где эту пьесу Читает Новая Страна, Назвав ее бульварной прессой... А между тем, — пришла Весна И кроткой поступью легата С размахом взялась за дела, Заставив брата верить брату, А остальным раздав крыла. И вот они, лихие мотыльки, Изрезав сцену пламенем софитов, Громят свои беспечные полки И верят, что Тропа открыта. А мы с надеждой устремляем взгляд, Пытаясь среди масок чинных Истлевший за века найти наряд, И записаться в полк невинных. Но вера рознь твоей надежде И среди сотен томных глаз Твои дворцовые одежды Падут в момент — и тут ты пас. Так в миг, когда ты безмятежен, Пойми: Судьбой предрешено Театром быть и Белой Веже В тебе актерствовать дано.
В зеленых лугах
у реки...
В зеленых лугах у реки Пасется твой огненный змей. Он роет копытами твердь И ищет солончаки. Но сокрыты травою драгие пески И торчит из земли лишь дубовая жердь. Вьется змей на цепи, Пьет слова из реки, И в свободе его — твоя смерть. А река свои льды Несет в Пламеный Град — Сбор молитвенных трав, Внявших тайнам звезды, И в объятьях воды Кажет истинный нрав Всех творений судьбы, И для тех, кто тверды, Она — радости сплав, Сотворенный Огнем Из молений души, В этих травах познавшей Блаженный прием, И со змеем вдвоем В одной связке уставшей Быть волною в морях, Как в плетенный проем Соловей безысходно попавший. Путь наш долог и свят, Не забудем о них Под пологом полей и в сини небес, Пока ветви дерев нас надежно хранят, И наш малый отряд Стойко рвется сквозь лес. Добрым словом отметим этот путь для того, Кто продолжит собою сей ряд, Поминая и нас в чистоте своих месс Пред святыми, кто в сердце горят.
В врата
степного неба...
В врата степного неба, Открытые ветрами, Выходим на закате Подлунными крестами И движемся как прежде — Искристою волною, В молчании, с надеждой, Ведомые Тобою.
Господин Огонь
Когда, верный полету, Ястреб сложит крыло И увидит сквозь свет Своей сущности дно, Кинет теплые ветры И рванет на восток, Где, средь скал круговечных, Упадет на песок, То в глазах его вспыхнет Нами брошенный свет, Он очнется от сна Начертанием Вед, Будет петь и смеяться Словно дитя, И к нему возвратится Вера мыслей, хотя Первые взмахи Крыл еще не воротят Легкость духа на плахе, Но уже ощутят Беспредельность полета, О котором сейчас Он предвидит, но смутно, Слепотой своих глаз. И тогда все былое — С глаз долой, А на сердце — рубец; Он заплачет, завоет, И поймет, наконец, Те законы Вселенной, Что несли его Свет Среди перьев сомненья На великий Совет В эти скалы Востока, В рощи райских дерев, А, верней всего, — в Жизнь, Где, в смертях преуспев, Он менялся и рос, Очищая себя От материи уз, Что вязали. Любя, Уходил от геройства В кельи сумрачных слов И в реторте упорства Плавил капельки снов. Но пока — он в полете И, на крыльях уснув, Движет дух свой вперед, Пятый раз обогнув Горизонт по дуге И направившись вверх, Где, уже налегке, Он поднимется к Солнцу И расплавится в Нем, Став таким, каким был — Господином Огнем.
Еще Солнце
не село...
Еще Солнце не село И закат не угас На сверкающих стенах Ее плачущих глаз, Еще вера молчала, Правда пела в тоске; Он стоял у причала В мокром летнем песке. И когда к берегам Приставали ладьи, И утих шум и гам У смоленной бадьи, На рдяном от прилива Небе, пасшем закат, Зажглось новое диво, Что видал стар и млад: Матерь Мира сияла, Посылая Любовь, Чтоб у древнего вала Показать миру вновь Вечный путь через звезды К свету дальних миров И сказать, что не поздно Принять посланный зов. И молчавшие люди Принимали огонь В свои главы и груди, И в младую ладонь. Он сказал ей: "Зачем же Мы ушли от Любви? Если против, то кем же Мы заменим в крови Тысячи лет ожиданья И цветов сотни встреч, Хватит слез и страданья — Они рвут, как картечь." И когда она тихо Улыбнулась ему, Солнце в стремени лихо Покатилось к холму. Все угасло, но свечи Над скалою людей Долго пели в тот вечер О Заступнице дней. Песня эта и ныне В сердце светлом живет, И творящий причины Свои следствия жнет.
Некий плотник...
Некий плотник Увидел серебрянный сон, Увидел звезды И то, что дальше ждать не резон. Оставил крепость И двинул в горы, где ныне строит храм, И если ты хочешь видеть его — Ты найдешь его там. А мы всё смеемся над ним, Мы всё плачем над золотом, Мы хотим быть чем-то живым, Но всё так же скованы городом. А если беды и гром — То прячем лица в песок. А плотник строит свой храм — Он верит в назначенный срок.
На ярмарке
в Самаре-городке...
На ярмарке в Самаре-городке, Где яблоки и леденцы в руке, Где клоуны и весь торговый люд Слепой скрипач нашел себе приют. Среди веселия и беззаботных дам, Вливая зелье во рты открытых рам, Играла скрипка и плакала толпа, А на лице – улыбка, усталость и мольба. Но полночь неизбежная пригнала темноту, Настала ночь кромешная, ушли все в пустоту. Скрипач стоит на площади и тихо скрипка ждет, Что флаги заполощутся и город оживет. Наивны ожидания и сон все не идет, Который год скитания, который уже год... А звезды молчаливые зовут с собой играть И скрипка терпеливая не может больше ждать: Горит костром рубиновым над городом смычок И колокол малиновый добавил огонек. Все выше летит музыка, минуя облака, А люди раздраженные ругают чудака. Исчезнет он со звездами, едва придет рассвет, Минуют зимы с веснами, забудет о них свет, Придет на площадь ярмарка, крича и хохоча, Как жаль, что стали слепы мы – не видим скрипача...
Синее небо,
серое стадо...
Синее небо, серое стадо, Черные мундиры, да за пазухой нож. Хотел догнать, но вот досада: Потерял коня, да уверовал в ложь. За холмами остывает земля, Острые копыта рвут израненную грудь. От деревянного кремля Остались лишь плач да муть. В темном лесу куражится дурь, Над лунной водой — рябь-засада. Плыть-то плывем, но как лоб ни хмурь, — Не избежать свинцового града. Видишь: показался трухлявый крест, — Теперь ты сам архистратиг. Помни о стороже, а когда надоест Будь готов вернуться в тупик. ...Может правда, может вера такая: Здесь так хочется верить всем. У синей воды — ни конца, ни края, И так приятно отсутствие заготовленных схем...
Старец Георгий
Старец Георгий — седая борода — С душой человека И глазами орла, Со взглядом белее первого снега, Что лег на зелени, словно стрела. В обители Утра и Великой Весны Лики приветливы, а многие чисты. У старцев в почете обычный День, Труд им не в тягость И радость не в лень. Уютный домик, тихие слова, Шелест змей, клекот орла, — Оставим Георгия так, как он есть: Он свят, но не знает об этом, — И в этом Его право и честь.
Гори, гори
туманная звезда...
Гори, гори туманная звезда, И благовест, неси сердцам не скуку. Я уезжаю; встретимся, но — к югу, Когда вновь солнцем дунет от креста. Ты оставайся, смиренной, как святой. Огонь — твой друг — останется, быть может, Ведь ты, хотя и непохожа, — Была и будешь тою же водой.
Александр Боковой
1992-1997
 |
|||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
 08.08.2003 Сегодня в РЖ Живой Журнал словами писателей That's All Right, Хоттабыч Все о поэзии 146 Подпоручик Киже - автор нового стандарта по литературе Менеджмент и его последствия Рынок как Провидение "Биржа террора": pro & contra Единственная правильная реальность Риск дегуманизации Маленькие впечатления от большого юбилея Корейский полуостров: в ожидании "горячей" осени Нерушимость английских традиций Единое поле экспериментов Толстые журналы к 2003 году К психологии терроризма Половинка от энциклопедии Петля Буша Роберт Шекли: "Ваши кошмары - это мои мечты" Конец одной "Правды" Там, где сердце
|
|||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
|
|||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
|
|||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
|
|
|
|
|
