|
|
| 0 | 1 | 2 | 3 |
ПРИГОВОРЕННЫЙ К ЖИЗНИ
1. ОТРАЖЕНИЕ НА ТРЕТЬЕЙ СТОРОНЕ СТЕКЛА
- - Любовь - она как одно мгновение между "я хочу тебя..." и ее ответом. Любым ее ответом... Если "да" - то чего еще? "Нет"... - значит, только мучаться головной болью и курить. Но, по-любому, дальше уже не любовь. Интерес быстро проходит, когда становится скучно, и я уже не знаю, чего мне надо...
- - Ты так циничен, брат мой?
- - А ты так наивен?
- Ветер бросил листья нам в лицо. Осеннее небо, перелетные птицы, тоска за облаками... Мне показалось, что Даэмон отвлекся от своих многоумных рассуждений и воззрился на Ратушную площадь, где мы и сидели с ним уже битый час. Было скучно и оттого мы просто говорили. Ни о чем, о любви... Просто чтобы занять время, нет, не больше. Этот хренов продюсер, как, мнится мне, совершенно верно назвал его Даэмон, и не думал появляться, а мы провели в Таллинне уже половину дня.
- - Он, хрен собачий, и не придет, - резюмировал Даэмон, выпуская клубы дыма сигарет "Парламент". Так, словно было ему все равно. Сорваться из Москвы неведомо куда, отменить съемки, а мне еще и спектакль, потратить деньги на билеты, на гостиницу, на все прочее убожество...
- - Пошли гулять, - сказал он, вставая, - мне надоело.
- - А если все же придет? - спросил я безо всякой надежды.
- - Видеть его не хочу, - потянулся Даэмон за новой сигаретой.
- Мы отправились гулять по древним камням Рявяла, по его любимой Пикк Ялг. Даэмон знал этот город и хранил где-то на его бесконечных перекрестках что-то непонятное мне, но ему родное. Он был мне хорошим проводником. К вечеру моя досада оставила меня, я рад был тому, что все же выбрался в Таллинн, пусть так бездарно. Зато когда еще можно спокойно и безмятежно погулять...
- - Что ты предполагаешь на вечер?
- Он не сразу ответил. Впервые я подумал, что навязываюсь ему в спутники теперь уж точно безо всякого на то основания. Но Даэмон не собирался бросать меня одного в незнакомом городе:
- - Пойдем на Раннамяэ в один ресторан. У меня там... в общем, давняя история.
- Я не расспрашивал его, но видел, он заметно погрустнел и почти не говорил ничего всю дорогу. Меж тем хотелось уже и есть, оттого идея посетить подобное заведение казалась мне как нельзя более уместной.
- Если вы бывали в Таллинне осенью, вы, должно быть, помните прощальное великолепие его золотистой листвы, колокольный бой его каменного сердца, его небольшие улицы, наклоненные к небу, его пронзительные готические шпили, его вечернее дыхание в унисон с каким-то едва слышимым... И море, серое и безбрежное, безнадежный поцелуй под туманом холодного балтийского неба, птичьи стаи, потерянные в этом небе навсегда...
- Даэмон мог ходить здесь с завязанными глазами и бесконечно. Он, казалось, не обращал внимания на дорогу. Я спросил его, как долго он планирует задержаться и есть ли смысл искать того продюсера с труднопроизносимой эстонской фамилией. "Завтра я уеду, наверное..." - вздохнул он, и ничего больше не сказал.
- Место, куда он привел меня, оказалось маленьким кафе. Народу здесь было совсем немного и оттого стало пронзительно тоскливо, спутник, утром развлекавший меня своей циничной болтовней, совершенно замкнулся и только иногда поднимал глаза к потолку, пытаясь сделать так, чтобы слезы его закатились обратно. Мне было неудобно смотреть, как он плачет, я постарался уйти, сказав, что погуляю, а вечером приду в гостиницу, но он опередил меня:
- - Сидите, я сам уйду. До встречи не знаю где...
- Он ушел, а я еще несколько минут одиноко сидел в чужом и незнакомом городе, опечаленный тем неоспоримым фактом, что так скучать мне придется еще долгое время. Надо хотя бы добраться до ближайшего постоффиса, позвонить в Москву и доложиться друзьям, как успешно я съездил, да и услышать знакомые голоса в этой затерянной дали приятней приятного... оттого я направился искать постоффис, но не торопился и шел достаточно бессистемно. То есть просто шел...
- Вот ведь бред - заявляется никому неведомый режиссер, то ли псих, то ли просто глюк от некачественного питания, и предлагает ехать за тридевять земель снимать какой-то сюжет в стилистике сюрреализма. По сценарию мы с Даэмоном должны были тонуть в этом самом море, а потом оказаться внезапно в небе высоко высоко. Это конец, а что до этого было - совершенно не помню. Или нет - я тонул, а Даэмон улетал? Или Даэмон тонул? Честно, не помню.
- А вечером я сидел один в номере гостиницы "Виру", добивал полупустую пачку сигарет, запивая их отвратный дым таллинским ромовым коктейлем (плохим...) Даэмон вошел внезапно, с ним был новый спутник - молодой человек лет двадцати - двадцати пяти, в белом осеннем плаще, с длинными волосами и морскими глазами.
- - Это Джордж, - сказал Даэмон, - мы с ним пить собрались...
- - Вы тоже из Москвы?
- - Петербург.
- Первое, что тот сказал.
- А мне все кажется, было в этом их знакомстве что-то случайное, даже неправильное. Как они могли встретиться в чужом городе? (впрочем, в чужих городах обычно так оно и бывает, и стало быть - я опять неправ...)
- - У нас стаканов нет.
- - Мы будем истреблять прямо из горла.
- - Вы варвар, Даэмон...
- - Дыкый, - только и сказал он, убивая бессловесную бутылку штопором.
- Гость наш сидел молча и даже (неужто?..) - застенчиво. Курил какие-то дорогие породистые сигареты, даже названия их не помню, смотрел себе в окно мечтательно, как денди.
- - Чем вы занимаетесь, Джордж?
- - Я пишу песни, в Питере их все пишут...
- - И как?
- - Никак. Иногда читаю свое имя на стенах, чтобы не разучиться читать.
- Он, однако, улыбнулся, чтобы показать, что это он совсем не в смысле "отстань", а очень даже искренне.
- - Херня все! - с выражением сказал Даэмон. Бутылка была открыта.
- Вино, белое, полусухое. Напиваться - прелестно. Надо только молчать, чтобы не портить чуда гравитационного кружения. Лежишь на полу, а голова твоя летает себе летает по комнате, описывая непостижимые виражи там где последние этажи...
- А потом туман. Проснулся я ночью, в изумлении от того факта, что упился с вина, да еще как мощно. Пол подо мною вертелся, как вестибулярный аппарат. Или это как иначе называется?
- Я шатаясь дошел до кухни, выпил воды и понял, что прямо сейчас возьму и рухну на полу. Непристойно. Но сил идти назад не было. Я сел и закрыл глаза. Вертело пуще прежнего, теперь еще не просто вокруг, а куда-то в сторону. Потом представилось мне, будто на всех стенах написаны слова, и даже на потолке. Написаны едва видимой субстанцией, и она тает, тает... только всмотришься в слово, и оно тает, появляется очертание нового, и снова тает... Я пытался прочесть, но не смог. Потом я встал, взял бутылку, там было еще на дне, и пошел обратно в комнату. В коридоре я потерял бутылку, а в комнате - сознание. А дальше я шел по туману в лесу и объяснял двуглавому медведю, как плохо иметь искусственное сердце. И одна голова сказала да, плохо... А вторая раскачивалась в такт чему-то непонятно чему.
- Из романа просто убрали героя, который любит неправильно пить.
2. ШАХМАТЫ НА КРЫШЕ ВИРУ
- Наш не в меру утомленный друг уснул, видать, ему грезились неземные сны, лицо его было от них безумно. Джордж все еще удивлялся, как это возможно охренеть так беспардонно от столь малого количества белого вина, которое не вино даже, но я объяснил, что психика моего коллеги дала сбой после утренних неудач, и он просто по-своему релаксировался. Тут герой поднял голову, посмотрел на нас бессмысленными глазами, и засмеялся, как осел.
- - Вы только посмотрите на себя, - давился он, - один в белом, другой в черном! Комедия.
- Сказав это, он опечалился и счел за лучшее уснуть дальше.
- - Смотрите, Даэмон, а ведь он прав. Вы весь в черном...
- - И что с того? Впрочем, есть один намек во всем этом. Вы играете в шахматы?
- - Немного.
- - Значит, вам играть белыми.
- Поскольку мы оба были пьяны, то хотели выступить как нельзя более экстравагантно, и оттого полезли на крышу гостиницы через пожарный ход. Там было еще светло и совсем чисто, а город улыбался обречено безжалостной смерти осени и оттого на сердце было пусто. И еще мне вдруг захотелось выиграть, не знаю почему, но я представил себе, что проиграю ему эту дурацкую игру и понял, что по мне этот проигрыш больнее всего в жизни. Почему? Сто раз я играл в шахматы, и никогда ни тени азарта не касалось меня. Да и теперь не игра меня волновала, а он. Я не мог проиграть ему, знал я совершенно точно. Я пытался понять сам себя, но не мог. Ведь Джордж мне нравился, он был похож на меня, а это для меня высшая похвала (и единственная). Но чувство подсказывало мне, что я ни в коем случае не должен ему проиграть. Странно... но я уверен, он в эту минуту почувствовал то же самое.
- - Даэмон, - сказал он мне, - у меня дурное предчувствие. Я не буду с вами играть.
- Я встал и пошел по крыше. Что-то случилось со мной, что-то за непонятные чувства томили меня... Я весь словно горел, меня тряс озноб, но едва он сказал это, как я успокоился. Почему-то я не должен соперничать с ним ни в чем, понял я. Со мной это случилось впервые в жизни, но, видит бог, я быстро успокоился.
- - Что с вами, Даэмон? - спросил он, - вы похожи на призрак.
- - Правда...
- - Вы так странно смотрели на меня...
- - Не знаю в чем дело, поверьте. Дело не в вас.
- - Можно и на ты...
- - Не в тебе. На меня просто нашло что-то чудное, ты прав, играть нам не стоит. Можно просто погулять по крыше.
- Я чувствовал, что теряю контроль над собой, а этот человек его, напротив, приобретает... Наверное, он знает что-то, подумал я. Впрочем, все это, возможно, результат переутомления...
- - Странно, Даэмон, мне кажется, вы постоянно лицедействуете...
- - Отчего же? - я попытался улыбнуться, получилось кисло.
- - У вас глаза такие отсутствующие, смотрите вы совсем не сюда... и глаза ваши - печальны.
- - Верно, я и не говорю, что рад.
- - Кто рад, глуп. Да я не об этом. - Джордж встал напротив меня, между мной и парапетом крыши, смотрел мне прямо в лицо, -
- - Посмотри на меня, пожалуйста... А ты можешь меня отсюда столкнуть, прямо сейчас?
- - Что?.. Ты что говоришь?
- - Значит, не можешь? - он отошел в сторону, - это я так, к примеру. Не обращай внимания.
- Мне показалось, он заметил, что я уже смотрю на него влюбленно безумно, и наклонил голову:
- - Пойдем вниз. Дальше неинтересно.
- Мы пили с ним до утра и совсем мало говорили, где-то слово в минуту. Я не привык к людям и впервые был рад, что встретил себе подобного. Обычно собеседники либо достают, либо смотрят в рот, все скучно. Сейчас же мне было странно, именно странно, слушать его.
- Джордж говорил о театре, где играл в Питере, он, оказывается, тоже играл.
- - Знаешь, я не думал тогда ни о чем. Просто перевоплощаешься, не психологически, а телом. Как воплощение языческое. Я мог... думаю, что мог. Труднее всего поверить, труднее - это им, я же давно во все верю.
- - Во все?
- - Да, я верю во все. Я мог быть осенним цветком, умирающим не столько от холода даже, сколько от неизбежности смерти, камнем на забытой дороге, ребенком, девушкой, птицей в небе, мог даже быть тем, кто я есть сейчас - все это только память моих воплощений, прошлых, будущих, невозможных, - оттого мне в театре было просто. Артистизм - просто осознанный анамнесис, слово из Платона, очень умное.
- - Воспоминание...
- - Именно. Так что я ничего не играл, - я просто вспоминал и тогда воплощался в новое тело.
- - Для меня такое умение - скорее порок. По-настоящему артистичный человек способен к притворству, а значит ему обязательно будет что скрывать. Он уже одним этим виноват. Впрочем, порок для меня - это комплимент, не упрек...
- - Это я сразу по тебе понял. Но ты не сможешь быть лучше чем есть, хотя... ты не так уж и плох, наверно.
- Джордж налил себе джин-тоника и лег на пол.
- - Скажи, а ты уверен, что способен чувствовать любую роль?
- Он молча кивнул мне.
- - И можешь ощущать себя и Октавианом Августом, и слесарем Сидоровым, и принцессой Грез?
- - И даже белым медведем. Причем мертвым.
- - А Богом?
- Вопрос мой прозвучал как выстрел. Я не осмеливался подумать об этом, но это было неостановимо. Мой меланхоличный собеседник встал и закурил, храня молчание.
- - Я смог бы. Наверно... Мне было бы интересно испытать себя. Я даже думаю... это единственный спектакль, где мне интересно играть...
- - И дьяволом?
- - Артист должен быть способен почувствовать себя таким. Поверить, что это он, только он. Но ценой может стать...
- - Сумасшедший дом?
- - Или он и вправду окажется тем, кого играл... - Джордж рассмеялся, - хочешь попробуем? Я буду богом, ты будешь дьяволом... С этого утра.
- - У меня только один вопрос, - предвкушал я решающий удар, - совсем небольшой, но, думаю, главный.
- - И что же? - ему уже было неинтересно.
- Я понял, что это судьба. Впрочем...
- - Почему ты будешь богом? - я понимал, что вопрос мой либо глуп, либо безумен...
- - Потому что я в белом! - ответил Джордж.
3. КЭТТИ И ПУСТЫЕ КВАДРАТНЫЕ КОРОБКИ
- Я спустился от Даэмона рано утром, прямо в бар. У меня болела голова, хотелось домой, но я вспоминал, что я бог, и тем утешался. Странно, как я раньше не замечал за собой этого?
- Потом я подумал - ведь если я и вправду... то я все могу, даже склеить ту девицу в дальнем углу. Она была не по-здешнему прелестна, порочный ангелочек, мне были ведомы ее фантазии, болезненные, как цветы за секунду до увядания, как тонущие в безжалостном море фрегаты, как туманный идеал, о котором разве что только перестали грезить, как хрустальная кружка с ослепительно алым вином, падающая в грязь с самого последнего этажа Эмпайр Стейт Билдинг... Все о прилетающих с неба богах с безумным взглядом, дарящих ее непристойно сильными объятиями... Я заметил, она встала и направилась к выходу, впрочем, с другой стороны, это давало мне шанс рассмотреть ее более подробно. И это было ей в плюс.
- - Девушка, - сказал я голосом пропащего алкоголика, - ты мой похмельный бред и потому должна сидеть тихо.
- Она обернулась даже более грациозно, чем я предполагал. И сразу пошла ко мне, сев прямо напротив.
- - Зовут меня Джордж, - сказал я печально и тихо, - я тут теперь бог.
- - Очень приятно, - голос ее тоже был весьма волнующим, - а меня Катя, я из Москвы и еще я последняя тварь. Можешь купить мне водки.
- - Почему водки?
- - Хочется...
- Неуловимый жест, и она села почти также, но немного, совсем немного иначе (чтобы я мог видеть больше?) Она курила "Кент" и читала английские надписи на стенах, она хотела сказать, но ничего не сказала.
- - Ты ждешь кого-то?
- - Угадал.
- - А зачем?
- - Я всегда жду. У меня чудесная жизнь, сплошные видения. У меня обольстительная внешность и ноги ничего (да это слабо сказано, подумал я). И еще я тебе нравлюсь.
- - Именно. Мне тоже надо что-то говорить?
- - Просто объясни себе сам, почему ты не получишь того, чего хочешь...
- - Ты так уверена, что не получу?
- - К сожалению - твоему, да.
- - Тебя все достали.
- Она подняла на меня удивленный взор. Могу поручиться, удивленный. Она не думала, что я угадаю.
- - Юная леди, ты не поняла. Я не могу не получить то, чего хочу. У тебя не может быть иной воли, я же сказал, ты мой похмельный бред.
- - А что чувствует бог? - только спросила она.
- - Тоску и ничего больше. Я и сам потерялся здесь... будь мне проводником.
- - Куда?
- - Например, до твоей комнаты.
- - Пойдем, - сказала она, но словно и не мне.
- Кэтти поведала, что живет не в гостинице, а в приморском кемпинге. В двухместном коттедже одна с тремя картонными ящиками, которые приехали с ней из Москвы и которым она читает по ночам сказки, чтобы не было скучно.
- - Кому - им?
- - Даже ты не поймешь, - отвечала она с сожалением, - в этом есть свой смысл, честное слово.
- - Вполне верю. Возможно, только в этом он и есть...
- - Я сумасшедшая, безнадежная и опасная, - сказала Кэтти, - но мне это все нравится.
- Там, где были возвышенности - будь то низкий каменный бордюр или высокая приморская баллюстрада - она пренепременно забиралась наверх. На поворотах, когда высокие лестницы кончались, я снимал ее, как звезду с неба. Она нравилась мне все больше, ведь вела себя именно так, как я хотел. Она даже целовалась совершенно кстати, безучастно. Я ненавижу в женщинах страстность, и Кэтти пленила меня этой своей идеальностью. Я следил за ее движениями, интонациями, взглядами, все больше понимая, насколько она совершенна. Или просто просыпался после бессонной ночи, или начинал трезветь, потому что отчетливо помню момент, когда неожиданно и внезапно осознал, что иду по незнакомым местам с невероятно красивой девушкой, и туманно вспоминаю, где и как я с ней познакомился. Теперь я посмотрел на нее украдкой и подумал, что мне повезло.
- Она опять забралась куда-то наверх и опять дошла до обрыва. Мне оставалось принять ее в объятия, ведь оттуда можно было только соскочить. И тогда она слетела ко мне с порывом ветра, незнакомая и прелестная.
- - Кэтти, - сказал я (на трезвую голову), - я люблю тебя. Поэтому давай проведем эту ночь вместе, или на крайний случай напьемся до бесчувствия.
- - Любовь исключает трах, - отвечала она неожиданно назидательно, - так что выбирай.
- - Что бы ты сама предпочла?
- - Честно, мне все равно. Ты красивый мальчик, а я делаю все так, как ты хочешь. Меня не надо просить, но я и не бросаюсь на шею. Тебе ведь это нравится?
- - Секс, говорят, для здоровья полезен, - сказал я ей.
- - Значит, это плохое дело.
- - А любовь?
- - Любовь должна быть несчастной...
- - Ну почему?
- - Потому что мне так хочется.
- - Тогда, наверное, секс.
- - Как скажешь, - ее поведение едва изменилось. Томность ее и болезненная заторможенность исчезли, и теперь она была просто мила и прелестна. Мы уже полчаса шли куда-то по этому бессмысленному городу (терпеть его не могу), но с ней идти все же было несколько приятнее.
- - Я играю в твою игру, - сказала вдруг она, - но могу сломаться. Знаешь, я совсем не за этим сюда приехала. Я ищу одного человека, он мне нужен.
- - Человека?! Наивно-то как...
- - Нет, ты не понял. Он необыкновенный просто. И еще - он играет в мою игру.
- С ней было славно. Нет, слабо сказано. С ней было очень по-новому. Обычно теряешь интерес к такой добыче, когда она совсем твоя. С ней было иначе. Первый эксперимент этого утра удался, а ведь я так много поставил на него. Картина мира дала сбой, или я просто поверил и смог... Раньше мне надо было не хотеть девицу, чтобы получить ее. Сегодня же утром я получил то, что захотел, захотел откровенно. Более того, она оказалась таким чудом и все это делала так мило...
- Мы обедали с ней часа в четыре опять у меня в отеле. На лестнице появился Даэмон, вдребезги разбитый алкоголем. Дьявол спускался по лестнице, спускался, как старый больной пес. Еще и небрит. Первый тур проигран, маэстро спиритуале. Ты сам отравил меня интересом к окружающему, я почувствовал боевой азарт.
- Она сидела к нему спиной, Даэмон уставился на нас и недолго думая подошел к столу.
- - Подумаешь, герлу склеил - сказал он громко и презрительно.
- Кэтти резко обернулась на его голос. Потом бросилась навстречу.
- - Это ты!!! - словно стон.
- И опустилась перед ним прямо на пол.
4. МОРЕ ТОПИТ ГАЛИОНЫ
- Поначалу я хотел было зашвырнуть в него симпатишной ресторанной тарелкой. Потом в нее. А потом я подумал, что это будет несолидно и такая реакция еще больше все испортит.
- Даэмон поднял ее с колен.
- - Ах, юная Екатерина!.. - произнес он насмешливо, - ты второй раз в моей жизни оказываешься как нельзя кстати. Вот этот самый дядя пытался тебя склеить? Дядя плохой.
- - Это мой друг, Джордж. О нем я и говорила, - сказала мне Кэтти, глядя на темного архонта с непристойным благоговением. Как она преобразилась - того гляди укусит.
- - Вы хоть покушайте со мной, - сказал я неуверенно.
- - Вина, - сказал Даэмон, - вина за чудесную встречу. Кэтти, ты выиграла для меня раунд, причем я-то при том спал. Но алкогольный сон тяжел и нелеп, как форейтор верзила. Нынче же в мою карету запряжена не в пример более великолепная лошадка.
- Он тоже вошел в роль. Глаза его блестели. Его поведение слегка переходило грань современных приличий, я имею в виду, что он делал с Кэтти на виду у всех. Фактически, это уже и не было обычной лаской.
- - Джордж, вы похожи на тучу. Мне даже стыдно перед вами становится.
- - Кэтти, откуда ты его знаешь? - я не хотел говорить с ним.
- - Это мой сказочный принц, - сказала она, - кажется, мы всегда были знакомы.
- - Вы пообщайтесь пока, - примирительно изрек Даэмон, закуривая, - я пойду погуляю...
- - Сиди здесь, - резко сказал он Кэтти, порывавшейся было встать за ним следом, - развлекай человека светскими беседами...
- Человека он проговорил особенно выразительно. И смылся.
- - Это московский артист с выдуманным именем, причем именем дурацким, с карманами набитыми фантиками для дешевых фокусов... Что ты могла в нем найти?
- - Я просто один из этих фантиков, - она говорила теперь с прежним мечтательным видом, от которого съезжала крыша, - и не вздумай больше говорить о нем плохо.
- - Прости... Можешь рассказать, как вы познакомились? Ты с ним случайно оказалась, мне кажется. Никак не мог бы подумать, что есть в нем что-то для тебя притягательное.
- - А я знала, что его встречу...
- - Вот как...
- Она проснулась и оглядела мир совсем другими глазами, будто увидела что-то...
- - Нет, ты не думай, все это совсем обычно для глупой девочки, которой взбрело в голову обратить на себя внимание кого-нибудь не такого... как все. Просто взяла однажды и пошла гулять в мини, далеко от нашей улицы, чтобы мама не видела и глупые одноклассники... Не знаю, с чего бы это. Все произошло сразу - а они так и липли ко мне, но я удивленно глазами хлоп-хлоп, в смысле - вам чего, джентльмены?
- Она рассеянно закурила свой "Кент".
- - ...И знаешь, сразу ведь подействовало. А потом я пошла гулять по ночной улице - неужели, думаю, никто особенный мне сегодня не встретится? Почти ночь уже была. И тут возник Он. Садится себе в автобус, дверь закрывается, и только теперь он замечает меня. Помахал ручкой, а я ему. Автобус тронулся, и вдруг останавился, и открыл дверь. Даэмон медленно подошел ко мне.
- - Неразумно махать рукой первому встречному. Ну а к последствиям ты готова?
- - Как ты смог остановить автобус? - только и спросила я.
- - У меня часто некие парапсихологические способности наблюдаются. Ладно, пошли, мне тут холодно чего-то.
- Мы пошли по маршруту. Он славный, мне понравился, обезбашенный такой...
- - А последствия? - спрашиваю я.
- - Просто будешь сегодня ночевать у меня.
- И все. На меня даже не посмотрел, что я скажу, только курит и глядит в сторону. Потом поймал тачку и мы поехали к нему в центр. Дома он мне говорит - ложись здесь. Так говорит - я даже подумать не могла, что можно его не послушаться, начала раздеваться. Свет был погашен, дверь хлопнула. Он ушел... странно, правда? Через пять минут зазвонил телефон, я взяла трубку. Его голос.
- - Прости, юная леди, я, конечно, оценил твой пыл. Но сегодня не могу, мы с тобой еще...
- Не фига себе, какой стиль!
- Утром я ушла, просто захлопнув дверь. Приехала домой, там скандал, конечно. А мне только он и снился все это время, даже днем... Потом позвонил, нескоро, правда. Даже не представился, просто сразу спросил, не хочу ли я... заняться сексом по телефону.
- Кэтти нервно посмотрела на меня, стряхивая пепел:
- - Ты чего?
- - Я слушаю.
- - А мне пора.
- Она быстро встала и ушла.
- ...Нет, это было не все.
- - Любезная Катерина, - заявил тогда Даэмон, - вот презабавная история это все.
- - Тебе было интересно? - сказала она, чтобы что-то сказать.
- - Этого слишком мало. Заинтересовать меня тебе еще предстоит. Верно?
- - Наверно, - уклончиво ответила она, - только все должно остаться между нами.
- - Это я тебе обещаю. Но остальное обещай ты.
- - Что мне надо будет делать?
- - Все.
- И он замолчал.
- - Где мы встретимся? - спросила Кэтти.
- - Я тебя найду, ты только стой на той остановке каждый вечер. Надеюсь, помнишь ее...
- Два дня она ходила туда, но Даэмона не было. Дешевый трюк, но очень успешный. Когда он появился, Кэтти уже будто ощущала себя героиней таинственного авантюрного романа. А появился он внезапно из-за угла, как чертик из табакерки. Просто сильно обнял ее, неслышно подойдя сзади и потащил куда-то.
- - Будешь пить со мной? - спросил Даэмон, уже покупая джин-тоник.
- Она не отвечала. Зачем?
- - Люблю очень алкоголь, - сказал Даэмон, - только денег мало на хороший. Тебе не холодно?
- Она помотала головой, нет.
- - Ну ладно. Посмотрим, какая ты послушная. Снимай колготки.
- Кэтти вздрогнула, так неожиданно все это...
- - Что? - только и могла спросить она.
- - Вон там подъезд, где в ранней юности я, бывало, предавался разврату, - сказал он задумчиво, - и там ты снимешь колготки. Сейчас же.
- - Если так надо... А мы можем поехать куда-нибудь в дом? Ты же обещал.
- - Не то уйду, - сказал он тихо.
- - Я сделаю как ты скажешь, - Кэтти пожала плечами, - а что дальше?
- - Какая разница...
- Они почти вошли в подъезд, Кэтти обернулась:
- - Ты хочешь со мной?
- - Я хочу смотреть.
- Дверь громно бабахнула. Она поднялась на полпролета вверх и бросила сумку на пол. Даэмон сел на подоконник и снова закурил. Закусив губы, она подняла юбку...
- Даэмон соскочил с пролета и пошел вниз.
- На улице март сказал ей, что он еще только март. Ей и пять минут назад было холодно, теперь стало просто противно. Зачем он сделал это?
- А он что-то высматривал себе на улице, и эта безразличность странно завораживала маленькую Катю. Он шел по улице не оборачиваясь, он забыл про нее...
- - Холодно? - обернулся Даэмон. Ведь знал, что она идет следом...
- - Очень.
- - Зато ты сейчас одна во всем этом мире одета по-летнему. Оцени это и садись в машину.
- Откуда она здесь?..
- Но в салоне было тепло и еще сидел невзрачный водитель. Она очутилась сзади и почувствовала, как Даэмон заваливает ее на заднее сиденье (так рассеянно и в то же время непреклонно). И рука его на колене, как-бы кстати...
- Кэтти как зачарованная смотрела вокруг - на немого водителя, который даже не обернулся на нее, на Него...
- - Согрелась? - спросил Даэмон, не ожидая ответа. Она поняла его, она молчала. А он трогал ее совсем грязно и непристойно, как она подумала бы раньше. Но не теперь.
- - Куда мы едем? - прошептала она с улыбкой, словно некая тайна была доверена ей и осветила ее лицо радостной догадкой. Неужели...
- - Далеко не историческая сенсация, - ответил он на незаданный вопрос, - хочешь теперь стать моей драгоценностью?
- - Да-а, - подняла она голову, улетая вниз. Он коснулся пальцами ее губ - она поцеловала эти пальцы. Машина все неслась по заснеженно-грязному городу, похожему на растоптанный торт...
- Она потянулась к нему и поцеловала:
- - Сегодня я буду исполнять все твои желания...
- - А завтра? - только и сказал он, как-бы нехотя отвечая на поцелуй.
- - И завтра...
- - Тебе понравилось быть соблазнительной?
- - Очень.
- - Я так и думал...
- Так произошло их эпохальное знакомство, видно, нужное кому-то в этой невнятной картине мироздания.
5. АРИЯ МОСКОВСКОГО ГОСТЯ
- Даэмон вернулся свежим огурцом. Посмотрел на меня торжественно, утащил к себе Кэтти, скучавшую уже в моем обществе, и предупредил, что едет в Москву сегодня же вечером.
- - Вот твой билет, - сунул он мне его в подарок.
- - Как ты добр, - ответил я ему в тон.
- - Но ты возьмешь?
- - Ну разумеется. Это необходимая твоя жертва. Иди шали дальше.
- - Слушаюсь, ваше благородие, - он удалился.
- Я остался один. Дел у меня не было и я решил пройти еще раз по старому городу, все-таки в нем особенная атмосфера. Уже в первые полчаса я понял, что мне просто скучно, как в зоопарке. Этот город он такой кукольный, как интерьер Комеди Франсез, насквозь фальшивый. Потому Даэмону и нравится, он такой же точно. Впрочем, зачем я думаю о нем плохо? Он такой, каким я хочу его видеть. Захочу - будет мне преданной собакой, только мне же потом будет скучно. Все справедливо...
- "Захоти!!!" - зашептал голос, - "проверь себя, ты ведь можешь!"
- Могу. Но это будет воспринято как мелкая ненужная месть. Он сам этого хочет от меня, он хочет, чтобы я подыгрывал ему. Фу, вот еще! Г-н петрушка обойдется.
- Вечером мы садились на поезд, и мне впервые захотелось все бросить. Когда я увидел Катю на перроне... Она вся расцвела, была одета роскошно (петрушка прикупил), сзади шел он сам и осликом тащил ее ящики.
- Это было первое, что меня поразило - он сам играется в ее куклы. Надо же, какая сентиментальность. Я поймал себя на том, что Даэмон злил меня, досаждал. Мне захотелось аннигилировать его в альфа-центавру прямо вместе с этими ящиками. Я картинно вздохнул и предложил даме свою помощь - у петрушки же руки заняты.
- - Ой, боги, боги, - завопил тут Даэмон, как паяц, - билеты-то наши пропали, и деньги все, ой! Бедная Катя, пойдем мы с тобой теперь бродячими артистами по свету, подберем разных собак да кошак, так и до Москвы карнавалом дойдем!
- Кэтти совсем не среагировала на его паясничанье, ей было и того много, что он рядом, и можно хоть пешком до Москвы.
- Даэмон меж тем разошелся не на шутку:
- - Разве что дядя, добрый, добрый дядя купит нам с Катей билетики, а то пропадем мы с моей птичкой, ой ведь пропадем. Спаси Господи!
- Последнее было откровенным ерничаньем, я подумал, что и ударить его было бы славно.
- - Каспадиин шутит или ни эдит? - спросил проводник с лицом синьора помидора.
- - Какие уж шутки, - причитал Даэмон, кудахтая, - пропало все мое добро, тщанием неустанным нажитое! Увы, что делать мне, презренному потешному арлекину!
- - Дэвушкаа с вамии? - заинтересовался помидор.
- Кэт вздрогнула.
- - Девушка со мной. - сказал я тихо и быстро, - и этот... господин тоже.
- Я протянул проводнику двести баксов.
- - Благодетель! - заорал на весь вокзал Даэмон, падая на колени, - спаситель, помиритель и родитель! Добрый дядя, ура!
- Он играл отменно, подумал я, проникаясь к нему восхищением, меж тем как он в плаще баксов за пятьсот подметал собой окурки и блевотину, ползая по перрону. Надо теперь и самому сделать что-то артистичное. Я улыбнулся и поставил ботинок ему на голову. Толпа было отхлынула, на Даэмон и здесь нашелся.
- - Все правильно, товарищи! - заорал он, - дядя дал, дядя в праве! Пусть себе самодурствует. Он купил меня за двести баксов, ему можно. Только девочку мою не тронь, а то убью, - сказал он спокойно и зло, отряхиваясь безнадежно и картинно.
- - Поросенок, - шепнул я.
- - Кобель, - ответил он. Глаза его так и блестели.
- - Два-ноль, - сказал Даэмон, вталкиваясь со мной в вагон, и я заметил, что он постарался измазать меня своим вонючим плащом как только мог.
- В купе Даэмон был совсем уже спокоен. Ящиками он заложил одно нижнее место, на другое усадил Катю.
- - Придется тебе ехать наверху, всевышний - поклонился он мне картинно.
- Я молча полез наверх. Счетчик бешено работал в его пользу.
- - Эй, служивый, - давай сюда! - закричал он вдруг продавцу, предлагающему отъезжающим всякую снедь, - мне шампанского дорогого три бутылки и одну водку. Спасибо, родной. Русские дивизии придут сюда скоро и тебя не забудут.
- Продавец шарахнулся от него, как от чумы.
- - Смущается туземец, - заметил Даэмон, - пора их обратно завоевывать, а то задолбали с паспортами...
- - И деньги у тебя нашлись, мошенник... - сказал я с выражением.
- - Жадничаешь, - моментально отреагировал он, - зря. Я к тебе со всей душой. На, - он протянул мне на верхнюю полку бутылку шампанского.
- Я принял его бесценный дар:
- - А ведь поверил на перроне, что ты их потерял.
- - Да, оттого все твои беды. Доверчивый...
- - Девочка, - сказал я Кате, - твой друг надувала и кидала.
- Катя не отвечала, сотворяя ему бутерброд.
- - И тебя это не трогает совсем? - не унимался я. Она выразительно посмотрела на меня, как на больного.
- - Да, - произнес Даэмон, - но ведь если я перестану тебя веселить, меня не станет.
- - Надоел, - сказал я так, как говорят неправду.
- На самом же деле он восхищал меня все больше.
6. ГОРОД НА ПОЛПУТИ
- Однако, пора и действовать. Мне надоело молча ждать, что он еще выкинет. Чувство подсказывало, одного движения моей руки достаточно, и его миражные замки рухнут. Что он такое, в конце концов? Издевательское недоразумение, не больше.
- Даэмон понял, что я думаю о нем, и смотрел на меня из угла как провинившийся котенок. Ну все, хотелось сказать мне, отстрелял всю свою обойму?
- - Мне уже страшно.
- - Правильно, Даэмон. Ты сам-то веришь в меня?
- - А то как же... Ради тебя все это и делается. Разве я был таким вот (он с грустью посмотрел на плащ) еще вчера? Нет, я играю в твоем спектакле. И она в нем играет - он показал на спящую Катю.
- - Успокоился. Хорошо-то как.
- - Я тоже не хочу быть веселым, мне это противно. С вечера я чувствую, как ты вколачиваешь в меня обоймы - одну за одной. Я беззащитен, но не потому, что не могу, я просто не хочу делать что-то против тебя. Ты сам меня заставляешь, неужели не видишь?
- - Тебе больно? - привстав, я внимательно посмотрел на него.
- - Я поверил в тебя как в звезду. Это ли не боль? Но сейчас, когда поезд тихо встанет посреди ночи и никто не услышит, мы сойдем с тобой с поезда, сойдем в таинственный город, возведенный безумными зодчими. Город, о котором никто не помнит и не возит сюда толстых американских туристов с библиями и сандвичами. Это тайна и мой подарок тебе. Идем!
- Мы вышли из вагона и проводник поклонился нам, не произнеся ни звука, и было слышно каждое дыхание вокруг, но его не было. На перроне ни пассажиров, ни торговцев курями, тихо.
- - Куда мы? Поезд же уйдет?
- - И это говоришь ты? - изумился Даэмон.
- - Я смеюсь. Веди, дьявол.
- Мы прошли через пустынный вокзал.
- - Никак не пойму, куда ты привез меня. Это Бологое?
- - Бологое...
- - Непохоже... Небось врешь?
- - Как можно, монсеньер? - Даэмон поцеловал мне руку.
- Как здесь тихо. Остаться бы здесь, послать все к... (я покосился на Даэмона - он, по-моему, не заметил). И ветер так целует, как на небе.
- - Ты тоже это вспомнил? - спросил Даэмон патетично.
- - Отстань.
- Он как растворился в ночи, оставив мне смотреть.
- Какой необыкновенный город, подумал я, стоя на холме. Странно, что я не видел его раньше. Здесь мрамор легче дыхания, и цвет его - небесный шторм. Все строения были так знакомы мне, словно в детстве нежные руки вели меня этими дорогами к облачным крышам, и звезды хотели найти меня там одного...
- - Спасибо, - сказал я Даэмону, - но я не останусь здесь, не надейся. Я вижу насквозь тебя, о моя обезьяна, и я знаю, что моя ставка в игре - весь мир. Я, впрочем, могу оставить здесь тебя, подарить тебе мое сердце, невелика потеря. Но ты не согласишься... А по мне - весь мир, и только.
- - Ты хочешь Катю? - спросил он печально.
- Я наотмашь ударил его по лицу.
- Мы вернулись в купе, и поезд тронулся. Я посмотрел на спящую Кэтти и сложил над нею руки в благословении. Даэмон молча сел в углу, достав газету THE FINANCIAL TIMES, которую таскал с собою по миру уже пятый год.
- - Монсеньер, - сказал он, - спи. Я не дам тебя в обиду.
- - Пошел на хер.
- - Какой ты красивый... Может, ты на самом деле...
- - Вот же гад, - мне расхотелось спать, - ты ведь врал мне, что веришь.
- - Но я не говорил, что не сомневаюсь. Спи, монсеньер. Завтра тебе победить меня. Игра кончается, я ухожу.
- - Зачем?! - я вскочил на постели, - что еще за чушь ты мелешь?
- - Я расплавлен огнем твоей бессмертной красы, - сказал Даэмон, - и рассыплюсь песком у твоих ног, харе Кришна, только слезами твоих рек, каплею дождя на твоем лице...
- - Что за чушь ты мелешь? - я швырнул в него чем-то попавшимся под руку. Даэмон засмеялся:
- - Нет, торжествуй, во мне еще слишком много сил, чтобы противиться тебе. Все это правда... но правда и другое.
- Рука его запылала, как свеча и он посмотрел на себя в ярко освещенное зеркало:
- - Это я, лунный Даэ, призрак шепчущих роз, дождь черных цветов, опадающих на землю, и мне приносят в жертву свою кровь молодые девицы. Я Лючаферул Всеславный, и я - их красота, я - в их любви, они - мои лики и тело. А ты упадешь, если и летал когда-то. А ты один, я же - во многих, как в зеркалах, где вижу свой бессмертный образ...
- Рука его вошла прямо в стекло и то осветилось кровью. Огонь погас.
- - Как тебе удалось зажечь руку? - воскликнул я, впервые в жизни не веря ни во что.
- - Я владыка огня... безымянное пламя без жара и боли, томный бред умирающего от любви, я есть САТАНА!
- Естественно, этими эксцессами он разбудил Кэтти, которая быстро поцеловала его, заставив замолчать. Впрочем, он уже все сказал. Чувства мои были подобны осколкам, разбросанным по полу. И вдобавок он посадил Кэтти перед собой и заявил ей:
- - Раз, два, я люблю тебя!
- Я заметил вслух, что вид целующихся отвратителен, и с тем заснул... а впрочем, нет. На границе сна я слышал, что он хотел от нее получить и получал это. Я уверен, это была демонстрация специально для меня. Тяжело быть запертым в комнате с любимой, которая услаждает твоего врага, да еще так непристойно и долго. Однако он этого и хотел, он хотел моей любви к ней, любви поверженного. Он хотел разменять Кэт на всю мою власть.
- Эти звуки... они стали мне вдруг совершенно безразличны. Я знаю одно, я понял внезапно, это так просто:
- - Если он - сатана, то я действительно Бог!
7. ДАЭМОН РАССКАЗЫВАЕТ СКАЗКИ
- - Скоро Москва!..
- Я взглянул в окно, проснувшись с тяжелой головой. Где я, ой? Вспомнил. Джордж спал напротив, весь из себя гордый, даже во сне. По-моему, его окончательно достали события ночи и он улетел в мир грез. Он не слышал даже, как я расплачивался с проводником за разбитое стекло, а когда тот увидел опаленные пятна на стене, то чуть было не лопнул от своей чухонской спеси и изумления перед лицом антинаучного феномена. Я заплатил ему, едва не послав к черту, но вовремя образумился.
- Из коридора донеслось отвратительное воркование, что-то о том, что подъезжаем.
- - Возлюбленный мой монсеньер, - громко сказал я, - проснитесь, мы с Кэтти давно ждем вас.
- Джордж поднял голову. Он посмотрел на Катю печальными глазами.
- - Мадемуазель, принеси мне чего-нибудь такого поесть, - столь же печально сказал он.
- Я протянул ему таллинскую булку.
- - Какая гадость, - сказал он, но булку съел. И тут же начал давать советы:
- - Катя, тебе в коротких юбках лучше ходить, чем в такой хламиде. А ты со вчерашнего дня небритый остался. Грех и вообще стыдно, Даэмон.
- Кэтти вышла первая, и тогда Джордж обратился ко мне:
- - Скажи, ты ведь хочешь, чтобы все прекратилось?
- Я показал ему на опаленную стену и покачал головой.
- - Ты глуп, - возразил Джордж, - пусть это и малая тысячная доля твоих возможностей, но ты не можешь себе даже представить мои.
- - Я их не видел, - отрезал я, упаковывая платья Кэт, - монсеньер, ты звезда в моей ночи. Но не жди от меня пощады. Я ненавижу тебя так же безумно, как и люблю.
- - Я хочу оставить вас с ней, - сказал он.
- - Ты уходишь?
- - Мне не пристало быть с тобой рядом. Когда с тобой свет, тебе светло. Оставайся же во тьме, раз избрал ее сам. И будь проклят всякий, кто пойдет за тобой, тебе же мое наказание - спасение и вечный рай. Тебе не быть с теми, кто тебя любит, и в наказание я нарекаю тебя своим любимым сыном.
- - Остановись! - буквально визг вырвался из меня, а он смотрел свысока, и после поцеловал.
- - Ты выбрал бой, - продолжил он, - те, кто за тобой, отныне не в твоей власти. И они погибнут. До свидания.
- Это игра, твердил себе я, это только игра. Но когда я вышел на перрон и увидел Кэтти, такую прелестную, сердце мое сжалось от боли. "Не хочу" - хотело вырваться из меня, но замерло в горле кашлем безнадежного больного, и слезы выступили на глазах. Теперь навсегда.
- - А где Джордж? - спросила она.
- - Ушел. Ты хочешь есть?
- - Я хочу того же, чего и ты. Что с тобой, мой единственный?
- Я ничего ей не ответил. Просто продолжал бессмысленно идти по перрону, где меня поминутно толкали прохожие, которых я мог бы испепелить одним только взглядом. Откуда знать им, кто я есть, бедным безмозглым божественным баранам. А какие мерзкие лица... Я посмотрел на мою приговоренную невесту, насколько она хороша... а ведь в аду будет пренепременно как на конкурсе красоты, - и обреченно засмеялся, чтобы не дать ей видеть мои слезы...
- - Хочешь сказку про любовь, Кэт?
- - Конечно, - она села на скамейку.
- На Бульварном кольце я провел ее мимо мест моих давных свиданий, первых "я твоя" и первых поцелуев - неумелых, нежданных. Кэт, бедная девочка моя, зачем ты со мной? Наивное дитя, я и прогнать тебя не сумею, да и чего для? А она тем временем беспокоилась моим молчанием, поминутно заглядывая в мои недобрые глаза. Кэт... я не ждал ее здесь. Все оказалось мерзким обманом, как вкус яда на губах. Минута торжества и жестокое падение, причем не мое даже. Мой парашют раскрылся, а Кэтти уже улетала от меня дальше жестоко неотвратимо.
- И ее не задержать...
- - Жил-да-был на свете некто, все говорили, что он Бог. Он тоже верил в это, ведь ни он, никто другой, никогда не видел другого бога. А ночью на земле правил Мрак, откуда приходил ангел с темными крыльями, стелил на землю темно-синий бархат и ложился на него, а утром рано таял льдом. Но соседи боялись его, ведь ночи несли им холод и страх, и волчий вой шел след за ветром на их фермы, а потом по утрам они часто недосчитывались одной-двух овечек из стада, иногда даже трех. Его же волки никогда не трогали.
- Тогда люди обвинили Темного в бедствиях ночных и обещали примерно наказать. "Мы не посмотрим, что ты приходишь непонятно откуда, и, говорят, Самому Ему брат. Ты брат волкам, раз они не трогают тебя". "Я просто люблю их вой," - сказал он им, "что же до ваших обвинений, то я не брал никаких овечек, они мне не нужны. Впрочем, вы и сами это прекрасно знаете. Если же вам угодно считать виновным меня, я готов признать свою вину. Делайте со мной что угодно, мне абсолютно безразлично". "Он признался!" - закричали тогда эти скоты, - "гоните его прочь". И его не стало.
- Но Бог, его старший брат, узнал о том, что жители сделали с Темным. И коснулась его печаль, непонятная им. Наутро они не нашли и его - Бог ушел следом за Темным.
- Он нагнал его очень далеко - там, где вода касается неба.
- - Зачем ты идешь за мной? Знай, эта прогулка может кончится для тебя страшным. Здесь никто не признает тебя и правят Совсем Другие...
- Но Бог не испугался идти за ним и они пошли дальше, в незнакомый мир...
- Ведь люди были скучны им, а те, кого они не знали - нет.
- На триста пятнадцатые сутки совершенно пустого и одннообразного пути им завиделся свет вдалеке.
- - Клянусь своим посохом, - сказал Бог, - нас идут приветствовать правитель этой волшебной страны и с ним те, кто у него в почете.
- - Нет, - сказал Темный, - это просто девушка идет нам навстречу, и звать ее Соня. (А страна эта не волшебная, такая же пустыня, как и все остальные).
- Так оно и было, и когда братья поравнялись с ней, то захотели пойти вместе, но только каждому хотелось остаться с девушкой наедине. И Бог сказал ей, что он Бог, а Темный сказал - просто заблудившийся странник. Когда брат спросил его, почему он не представился благородно, чтобы его признали за ангела, темный сказал "достаточно мне будет того, чтобы меня признали за меня". Случилось так, что Соня оступилась о камень и подвернула ногу, и не могла идти дальше. И каждый из братьев предложил нести ее на руках. Тогда сказала она сказала старшему: "Я знаю, ты сказал правду". А младшему сказала: "Знаю я, что ты соврал мне. Но понесешь меня ты, ведь ты слабее и умираешь, я вижу в сердце твоем острую боль. Ты не сможешь жить с ней долго. Потому дороже мне твоя жертва, ведь она последняя ". "Ты же имеешь слишком много, чтобы много отдать. Оставь свои жертвы при себе" - сказала она старшему брату. И еще добавила, что отдаст себя тому из них, кто обречен, ибо мечтает она целовать в губы тех лишь, кто падает, чтобы не было им совсем страшно и одиноко, ибо видение красоты лучшее из видений и роза венчает чело лучшей из смертей. И видит он вовек то, что увидел в миг. Так сказала она. И беззащитная тьма милее ей торжествующего и всесильного света. Так отвечала она.
- Но Бог хотел ее любви и оттого захотел и сам упасть. Он бросился с высокой скалы вниз на камни, но камни стали мягкими, как перины. Он закрыл глаза, чтобы увидеть тьму, но яркий свет бил ему в глаза. Когда же он открыл их, он увидел, что младший брат его умер от недуга любви и Соня сидит над ним и читает непонятные стихи. "Спаси его теперь для меня", сказала Соня, "ведь я поверила тебе". "Нет у меня над ним власти", отвечал Бог ей, и еще сказал он "сам он держал свою смерть в своих руках, спасти же его могла только ты, но ты не спасла". "Вот как ты судишь!" сказала Соня и засмеялась, "откуда знать тебе, спасла я его или нет?"
- Тогда один глаз мертвого засветился багровым лучом и Соня ушла в этот луч, как в дверь. И луч исчез сразу, как и она исчезла.
- Темный был погребен в той же пустыне королевства Эферии спустившимися с безоблачного неба людьми в черных камзолах. Они не сказали его брату ни слова, хотя тот порывался заговорить с ними. Потом они ушли туда.
- Бог сказал никому: "Мой последний свидетель, кто остался со мной, что ближе мне - торжество моего сердца или сладость его? Первое навек лишило меня второго, и только ты знаешь, как я любил того, с кем теперь разлучен". Никто ответил ему: "Ты найдешь его, если будет новый мир. Не такой глупый, не такой несправедливый - и если в нем будет меньше жары, ведь твои люди изгнали ледяного призрака огнем - но гляди, что с ними стало".
- Он вернулся на землю, и увидел, что она вся сгорела. Никто летел следом и говорил: "Позови его из страны теней, и, быть может, он придет к тебе. Но вместе быть вы уже никак не сможете. Тебе придется заплатить за право вернуть его, и платой будет часть твоей власти, и Темный будет отныне равным тебе, как в прошлой жизни был он слаб, и бесстрашен, и безразличен. Но слабость его была его облачным благословением, бесстрашие - ядом, а безразличие - только маской великой любви и стало крыльями, на которых он улетел от нас..."
- - Даэмон, это о нас с тобой, да? Ты сам придумал?
- - Что ты? Мы с тобой только марионетки в спектакле, что ставится бесконечно.
- - А конец всегда один?
- - Конец мне неизвестен... Я могу только чувствовать его.
- Кэтти потянулась поцеловать меня.
- - Я знаю, я пропаду с тобой, - произнесла она так спокойно.
- Я обнял ее за плечи и не отвечал...
8. ТАНЕЦ СВЕЧЕЙ, ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
- Я хотел, чтобы она ушла, она поняла это. Ни прощаний, ни обещаний. Зачем? Все так обречено. Трамвай обгонял меня, я не хотел бежать и пробормотал что-то, скорее всего ругательство, сам не помню. Трамвай встал, похоже, полетела сеть. Прохожие в легком ужасе шарахнулись от меня, но необходимость перемещаться на большие расстояния вернула их на стезю здорового реализма и они отвергли предположение о дьявольщине как предрассудок. Я посмотрел на дугу и представил себе ток на ней. Как говорил Джордж, надо уметь представить... Меня аж передернуло, и на кончике языка ощутил я неприятный привкус металла, но дугу заискрило. Трамвай загудел и поехал дальше, гремя как Боинг на взлете.
- Я обернулся на чувиху, перебегающую дорогу, посмотрел на нее пристально - "подумай обо мне". Та встала как вкопанная среди улицы, беспомощно озираясь (а спешила-то как!) И увидела меня. Несколько минут она ходила вокруг медленно, как бы ни при чем. "Пошла вон", беззвучно сказал я, даже не посмотрев на нее. Она опустила глаза, но не ушла, а я уже увлекся новой игрой. Светофор. Вот предмет неорганической материи, верный моим повелениям и отказывший повиноваться законам электрической цепи. Я начал с одного светофора, на котором немедленно зажег три цвета одновременно, а потом начал хаотическое мигание. Машины встали и остервенело засигналили, выражая протест против таковой эстетики абсурда.
- Скоро по всей Москве светофоры беспорядочно мелькали, как на рейве. Огромные пробки парализовали движение во все стороны. Славно, значит Джордж догадается, что это я развлекаюсь. Мне тем временем захотелось новых развлечений и я начал демонстрировать технику прозрачности. Исчезновение с лотка банок лимонада прошло незаметно, продавщица просто поставила новые. Можно подумать, ей каждый час такое устраивают, подумал я обиженно, решив не печалить ее больше.
- А вот исчезновение в воздухе большого черного мерседеса вызвало нездоровую экзальтацию масс. Массы шумно обменивались впечатлениями. Хозяин тяжелого предмета работал в амплуа разнесчастного Пьеро - его заставляла страдать уже не столько причина несчастий, сколько фатальная неспособность занять себя чем-то другим. Народ одобрял пламенную скорбь мужика - еще бы, не по-пьяни разбил, а лишился в результате сверхъестественного антинаучного феномена. "...Нечистая сила..." - сказал мужик. Я восхитился его эрудицией и поставил машину на место, чуть дальше, конечно, чтобы не раздавить толпу граждан. Жестоко, ведь возвращение железного коня еще более поставило под сомнение его картину мира. Это был уже никак не Пьеро - явный Карабас-Барабас.
- Можно было еще остановить часы Спасской башни, передвинуть какой-нибудь памятник, заставить закипеть воды Москвы-реки. Но делать это было уже скучно. Меня интересовало теперь одно - могу ли я летать. Но проверить мне хотелось красиво, то есть слетая с какой-нибудь крыши высокой - а там полететь или не полететь. Несколько раз я думал, что взлечу прямо на ходу, так сильны были мои фантазии. Но я не взлетал, так что, возможно, этого дара я был лишен.
- "Тем лучше", подумал я, подходя к высотке на площади Восстания. И пошел на самый высокий этаж. По ходу я выяснил, что могу быть невидимым (и это меня порадовало), зато не могу проходить сквозь стены. Так что с полетами было не так все и очевидно, и я почувствовал интерес к жизни. Моя любимая русская рулетка... Опять, еще раз...
- Мне было так необычно и странно, когда я спрыгнул, мой полет был наваждением. А дальше, дальше цвета исчезли. Все было прозаично. Я умел летать.
- Странно, вы скажете, чувак замечает за собой что-то не вполне обычное (вот именно, не вполне, а этого ли я хотел?) и так заурядно об этом говорит. Но поверьте, все было именно так. Я даже сигарету закурил только, когда понял, что она у меня есть. Может, это и есть признак особенного волнения? Но нет, не буду вас обманывать, я знаю, когда я действительно волнуюсь.
- Лишь две вещи радовали меня - возможность доставать деньги из воздуха и питаться в "Праге". Вторая - возможность невидимым преследовать девицу до дома и там смотреть ее голой. Ну еще в метро не надо было теперь ездить, конечно.
- Ладно, у меня способности. Но я за собой и раньше много такого замечал, до начала игры. Может, я и летать тогда умел, только не думал проверять? Из чего собственно следует, что я и есть неназываемый? Вон сейчас сколько идиотов сквозь стены ходят, а я даже этого не умею. Но если меня назовут "отец лжи", я обижусь. Потому что не вру; а если и вру, то редко и случайно. Я знал стольких людей, которых украсило бы это имя... Да, но их так никогда не назовут.
- На том же Бульварном кольце двое умаянного вида граждан наивно рассматривали какую-то убогую новостройку, непристойно умиляясь. Я подошел ближе и понял, что они издеваются. Один обернулся и в глазах его будто что-то вспыхнуло и погасло, а после... после он посмотрел на меня ровным взглядом таинственным, приглашения (?), словно палец к губам приложил. Я шагнул навстречу.
- Оба обернулись в каком-то менуэтном поклоне.
- - Мир прах у ног твоих, Обреченный призрак. Повелевай нами и убей нас.
- - Десантный привет, - съязвил я - отчего же сразу "убей"? Ну, короче. Не знаю как, но вижу, вы меня узнали. Расскажите тогда, как дела на земле.
- - Тебя ждут, - был ответ.
- Интересно, это тоже игра? Да, и сейчас из-за угла выйдет Джордж или на худой конец мой режиссер Комариков и скажут - вери велл, Даэмон, хорошо даешь типаж обреченности. Я подошел к углу и осторожно заглянул. Нет, никого.
- Те двое не двинулись с места, не понимая моих хождений. Но им, право, и объяснять не надо.
- - А откуда мне знать, что вы не придуряетесь? - спросил я у первого, - небось, агентура с МУРА или прочие агенты МОССАД?
- - Отойдем в сторону, монсеньер, - глухим голосом сказал он. Я не испугался.
- - Пошли.
- Они спереди, я сзади. Мы остановились в каком-то дворике и первый достал пистолет.
- - Очень мило, - сказал я, - давай валяй.
- - Позволь мне на прощание поцеловать тебе руку?
- Я позволил. Тогда он сказал загадочную фразу:
- - Каждый из нас воскреснет пылью на твоем плаще. Чего мне бояться? Я уже был в аду и смеялся там. Там ждут настоящих аристократов, чей сюзерен Дьявол, чья Прекрасная дама - Смерть. И красота По ту сторону стоит моей жизни. Я пред тобой...
- ...
- Еще секунда, и он выстрелил себе в горло.
- Второй не двинулся.
- - Если хочешь, монсеньер, я докажу тебе, что и я - твой раб.
- Я дрожал от вида крови, словно попал в капкан. Эти ребята играли по-настоящему.
- Значит... это все правда и мы незаметно перешли границу. Неужели? И Джордж?!
- Тот не пошел за мной, когда я скрылся за углом, он не должен видеть, как меня тошнит. Я удивился - но меня не тошнило. Наоборот, стало легко и вакханально. Злая радость пронзила мне сердце, хотелось не плакать, а смеяться. Они, дети твоего глупого мира, падают под ноги мне, как спелые плоды, они готовы скорее умереть за меня, чем жить с тобой под одним небом. ...Джордж, они не знают тебя. Отчего ты так жесток?
- - Иди за мной, - сказал я второму, аннигилировав труп. Пятна крови оставались на грязном асфальте...
- - Господин, - робко спросил он, - ты мог бы его воскресить?
- - Зачем? - я пожал плечами.
9. ТАНЕЦ СВЕЧЕЙ,ЧАСТЬ ВТОРАЯ
- - Тогда отведи меня к нашим...
- Он молча предложил следовать за собой.
- - Учитель, почему мы еще здесь?
- - Зачем ты назвал меня так, идиот? Как-будто я знаю...
- - На то воля Божья, говорят. И оттого плохо, ведь здесь плохо...
- - Чем тебе не угодил Бог, сирота казанская?
- Я получал удовольствие от того, что издевался над этим наивным романтическим гопником. Видать, ему не чуждо благородство, но утонченность ему явно неведома.
- - Он запер двери тюрьмы.
- - Это сделал не он, а твои родители.
- - Но почему в этом мире обязательно побеждают уроды? Нет, именно Он - мой враг. Мир... где девушки разбиваются, не успев полюбить...
- - Им надо просто соблюдать правила дорожного движения, - сказал я. - А я-то тебе зачем?
- - Я должен быть с тем, кто свергнет небесного пса. По его приказу розы расцветут в небе.
- - Слова - не твои. Тебя научили какой-то высокопарной херне. Скажи мне просто.
- - Просто - мне хочется плакать, а она мне снится и говорит, только ты можешь сделать так, чтобы мы были вместе.
- - Она разбилась у тебя на глазах?
- - За полсекунды. КАМАЗ... Она умерла моментально, не мучаясь. Я не успел даже сказать ей.
- - Слезы к лицу настоящим мужчинам.
- - Я убил эту тварь. Он выскочил из кабины, от него несло перегаром и потом, животное. Он хотел подойти к телу моей милой, нет уж. Я резанул его охотничьим ножом, кровь так и хлынула из него фонтаном, потом отогнал этих идиотов вокруг и унес ее в лес, там лес рядом. И похоронил ее сам. Ты благословишь меня, свет мой?
- - Да. Если мир жесток к тебе, будь к нему вдвойне жесток. Но служи всегда тем, кому действительно больно. ...Как тебя звать?
- - Ваня. Ты можешь мне ответить?
- Я кивнул, да.
- - Скажи мне про ад...
- - Рай похож на московский кремль, а ад - на конкурс красоты. Очень много тающих по мне девиц.
- - ...А огонь?
- - Ты его боишься?!
- - Нет, нет! Но почему... почему они говорят : огонь?..
- - Потому что вы даете им говорить, вместо того, чтобы затыкать их грязные рты.
- - Да, учитель. Мы прокляты, потому что даем себя проклинать?
- - Ты почти прав, парень. Следущий раз, кто скажет тебе, что ты будешь гореть - дай ему в пятак.
- - Но почему тогда Бог в силе?
- - Кто тебе это сказал? - меня передернуло.
- Он опустил голову.
- - Я чувствую, что это так. Мы как под обстрелом.
- - Ты знаешь, какой он - Бог?
- - Мне все равно. Он убил Алину, значит, он похож на того водителя...
- - Он сам потерялся здесь, спасаясь от людей, тянущих к нему руки.
- - Он несчастен?
- - Он очень несчастен.
- - Тогда почему же?
- - Я и сам не знаю. Понимаешь, есть законы игры, которые инерциальны. Пружины взведены, и медведи машут молотками друг по другу. Каждую секунду его может убить любая ненароком сорвавшаяся пружина - механизм огромен, а напряжение велико. Но мир его несовершенен, и потому рано или поздно пружина полетит. Но тогда я первый залижу его раны.
- - Где же он?
- - Сейчас он где-то в районе Тургеневской.
- - Здесь?
- - Ну я же здесь...
- Мрачное здание московской сатанинской церкви словно пушка наведенная в небо. Со всех концов как из стен выступили силуэты в серых плащах, десять, сто, пятьсот...
- Двое из них вышли вперед.
- - Хозяин! Мы твои.
- И опустились на землю, звякнув железом. Вот балаган...
- Еще один неслышно подошел сзади, набросил на меня плащ, протянул черный меч.
- Я лег на землю лицом вниз, ибо меня сразили тошнота и беспамятство. Кто-то наваливался на меня, сонм мерзких тварей рвался ко мне, а кто-то не давал им идти, я не видел кто, я видел только, как у них отлетали головы. Потом все исчезло. А я все лежал и представлял себе лицо моей милой Кэтти. Пусть ты отнимешь ее, но любить она будет меня, а тебя - ненавидеть.
- Я встал с земли, бледный. Они смотрели на меня блестящими глазами.
- - Это я, - сказал я тихо. - Успокойтесь, я буду с вами. Вам обещали розы в небе? Все это будет...
- - Над тобой небывалая защита, Обреченный призрак. Ты ходил по Бульварному и не смотрел вокруг, но мы смотрели. Сотни тварей, против которых все наши силы беспомощны, летели на тебя со всех сторон, даже не замечая наших выстрелов, но кто-то отогнал их. Это невероятная сила - отбросить невидимых. А потом они вернулись и признали тебя.
- - Что это значит?
- - Признали твою власть над собой. Зови их, и они умрут по твоему слову.
- - Я даже не знаю, как их зовут. Так значит, вы следили за мной?
- - От самого вокзала. От людей мы защитим тебя лучше всех небесных воинств.
- - Были попытки?
- - Видимо, нет. Но подступы под наблюдением, сюда никто не сунется.
- - Эта девушка, которая была со мной...
- - Она под охраной, монсеньер.
- - Ты перебил меня... (Тот замолчал, опустив голову). Но вы сделали правильно. Вы должны что-то сделать еще, мне кажется, или я не прав?
- Из толпы вышел человек в низко надвинутом капюшоне и протянул мне цепь и два шара. Как в тумане я взял цепь левой рукой и тут почувствовал, как за углом притаился мерзкий бесформенный зверь, готовый прыгнуть на меня. Я швырнул цепь туда и человек вздохнул. Что-то заискрилось там, где она упала... И сгорело...
- - Все правильно. Это действительно Он, - обратился он к толпе.
- - Оставьте нас наедине, - сказал я им, и они тотчас исчезли.
- А осенью было холодно, мы шли с моим ученым спутником и говорили.
- - Я чувствую в себе невероятную силу, способную взорвать Вселенную, но понятия не имею, как она работает.
- - Но ведь ты знаешь, кто ты?
- - Чисто случайно. Один человек предложил мне играть Неназываемого в спектакле, только играть. Но надо было поверить в это. И тогда... у меня загорелась рука, и я говорил что-то, даже мне непонятное. Думал, припадок. Или, может, сон?
- - В каком-то смысле - сон. Но скажи мне, Обреченный призрак, кто этот человек? Зачем он предложил тебе такую игру?
- - Он - наверное, сам Бог. Играет Бога, во всяком случае.
- - Он разбудил тебя, хотел того или нет, но это не значит, что и он... Но зачем он разбудил тебя?
- - Чтобы самому проснуться?
- - Он спал? - удивился ученый собеседник. - Если бы мы знали...
- - Я не знаю наверняка, но думаю, для него все это так же неожиданно, как и для меня.
- - Или это ловушка, - задумчиво молвил он. - Он угрожал тебе?
- - Да.
- - Он говорил отречься?
- - Он предлагал прекратить игру.
- - Зачем?
- - Нашлось нечто большее, что привлекало его.
- - Это ловушка. Знай, он сам неспособен тебя уничтожить. Он толкает тебя к тому, чтобы это сделали другие.
- - Знай ты, чем он угрожал мне, ты бы говорил иначе.
- - Но я не знаю... да, ты прав, не говори. Я не более чем хранитель священных предметов. Предания говорят, что цепь ты должен был бросить, потому что она не твоя.
- - Его?
- - Нет... Мне нечего тебе об этом сказать...
- - Они ведь ждут от меня действий. Я знаю, что могу, но не знаю как. Разве это возможно? Властелин Тьмы, создатель всей этой империи, и не знаю, как делать самые простые вещи?
- - Это возможно. Ты всего лишь инкарнация, воплощение, возможно - случайное. И у тебя, как и у нас, завязаны глаза. Ты тоже спишь. Но тебе, в отличие от всех, есть что будить.
- - Помоги мне проснуться, мастер...
- - Ты уже просыпаешься, черный принц. Я могу дать тебе книги древности, но, мне кажется, ты уже сейчас делаешь все, как должен...
- ...Я позвонил Кэтти и мы пошли гулять по набережной. Пора было отдохнуть от всей этой оккультной среды, от загадочных книг, которые я читал вот уже три дня и словно бы вспоминал... С самого начала, словообороты god-dog, devil-lived etc. Начала магии зеркал, выяснение своей избранности. Потом "пение трех звезд", от которого взрывается голова у самых страшных магов, даже если они все вместе передают силу только одному... а я выдержал; потом "Мертвая птица", об этом испытании я и сейчас вспоминаю с брезгливой утомленностью (но не ужасом, нет! Даэмон не сентиментальный идиот). Я решился было на первые опыты, которые запрещались даже Грандмастерам, и победил, Они повиновались мне. Возможно, Их просто напугало мое небрежение, мое презрение к себе и к тому, что получиться, они-то привыкли, что к ним приближаются с горящими глазами и неровным издалека дурно пахнущим дыханием неофита, а тут я распахнул дверь ногой и даже не спешу войти... Но сейчас я хотел отдохнуть.
- - Чем ты занимаешься теперь, Даэмон?
- - Я пытаюсь сделать так, чтобы уже не разлучаться с тобой. У меня есть возможность победить Судьбу - малая, как если бы медвежатник нашел комбинацию кодового пароля компьютерной системы.
- - А я постоянно метаю о тебе...
- - Я это чувствую.
- - О, Даэмон, это так непристойно! - засмеялась она.
- - Да брось. Это нормально. Знаешь, кто ты теперь?
- - Невеста Дьявола.
- Кэтти не удивилась всему этому, как мило. Она будто всегда это знала, либо ей и вправду все равно было, кто я. Мне же предстояло вечером осваивать практику восьми зеркал, ТАНЕЦ СО СВЕЧАМИ, ритуал убойной силы, который, как гласили книги, ни разу не исполнялся на этой планете и категорически не рекомендовался тем, кто не имел на теле определенного знака. Да, но я-то его имел.
- Теперь вспоминаю, что и в детстве грезил о чем-то подобном... думал - сны, а оказалось - все так и есть. Презренные бумагомаратели, врущие что-то о книгах черной магии, описывают их действие как хохот летучих мышей. Бред-то какой... Но приближаясь, я ощущал присутствие и концентрацию вокруг меня темных невидимых, они рассаживались по углам, они ждали чего-то от меня и пристально смотрели своими внимательными глазами...
- На перекрестке по дороге домой мне повстречались двое моих ребят, рисующих на стене свастику. На вид - чистые упыри с глазами ненавидящими свет. Дети вонючих подворотен, которым приснилось Неведомое...
- - Обреченный призрак, ты можешь подчинить себе волю всех, кто энергетически силен, кто обладает потенцией... Мужчин, жаждущих силы и подвигов, женщин, жаждущих наваждений и красоты, дух волнующего разреженного воздуха и опасностей. Знают они то или нет, но им нужен ты. Даже скучающим декадентам, если они грезят о чем-то красивом до боли, о чем-то выбрасывающим адреналин в их пресную кровь, им нужен ты. Чтобы играть на скрипке с волшебством быстрых пальцев, чтобы одним взглядом усмирять бешеного льва, чтобы всегда получать то, чего хочешь. И глупые дети, которые хотят дешевой газировки - на самом деле хотят тебя. Твоя сила есть сила разрушения равновесия, твои - те, кто не хочет быть как все. Твой враг питается иной сутью. Знаки ее - спокойствие на море, грозовые облака, расстрелянные антидождевой солью, взорванные падающие башни, развязанные глаза. Как глупо, ведь с завязанными можно лучше видеть! Он имеет свои святыни, но они всегда - на поверхности, на равнине. А твои святыни потеряны в горах. Его сила - жизнь, всякая тварь - его в той мере, в которой довольна жизнью. Твоя сила - смерть, всякая тварь - твоя в той мере, в которой тянется к смерти. Твое рабство добровольно, ты покупаешь душу, он же владеет ей без спроса. Но продать душу могут лишь те, кто исполнен, стало быть, Дьявол обращается только к достойным.
- Хранитель святынь прервался на мгновение и тогда я спросил:
- - Но почему он - это он, а я - это я?
- - Ты прав, говоря об этом, - отвечал он, - это не просто и не случайно. Но ответ ведом только свидетелям, присутствовавшим при возникновении этого мира. Впрочем, ответ этот никак не меняет твоей судьбы, стало быть, нужен он тебе?
- - Нет, наверное, - пробормотал я. Дождевые капли на окне упали на мое отражение и оно задрожало, как живое. Я продолжал записывать заклинания гусиным пером, изредка посматривая на старого мага, притаившегося в углу. Его молчание стоило его слов, оно наполняло мир вокруг силой и бесстрашием, спокойным, как недвижимое пламя. Я лечил свою панически взрывную натуру неврастеника, просто сажая его рядом и время от времени обсуждая (так просто, от скуки) загадки бытия.
- - ...Вчера ты прошел грань невозвращения, - сказал старик, - не спрашивай меня, откуда я это знаю. Теперь пути назад нет (впрочем, был ли он раньше?) Ты хочешь испробовать свои силы сейчас?
- Я согласно кивнул ему.
- - Знай только, что начав волшебство, ты откроешь ему свое местонахождение, и он сможет обнаружить тебя. Готов ли ты к войне?
- - Он сам отпустил меня.
- - Я не верю в его искренность.
- - Я - верю.
- - Дерзай, Обреченный призрак. Нам не бояться и подавно.
- Я подошел к открытому окну и посмотрел на звезды. Недвижимое небо дрогнуло, отвело взор от моего, словно запросило пощады.
- - Сдвинуть звезду? - воскликнул маг у меня за плечом.
- Я нервно усмехнулся. Обрушить мир... что может быть проще. А ведь я это могу. Наверное, могу. Так, помнится, и Джордж говорил. А старик замер, готовый к любой моей воле. Я нахмурился.
- - Нет, я не хочу. Что дальше? Мой мир? Но я хочу победить его в этом.
- Я протянул руки к сырому камину, и он загорелся. Мне хотелось красного вина, много, еще курить и Кэт. Все это, как ни странно, у меня было - где-то в соседней комнате. Я подумал - забавно, где сейчас Джордж, ведь все это время я не знал, только чувствовал. И тогда я услышал глухие одинокие шаги, далеко, словно в моем сердце. Кто-то приближался ко мне с подветреной стороны...
10. ДВЕСТИ ПЯТНАДЦАТЬ КРАСНЫХ ВОЗДУШНЫХ ШАРИКОВ
- На перроне было мокро. Катя и ее поднадоевший бойфренд расстаяли где-то впереди, оставив мне холод и запах слез. Все-таки я сбил его с неба, и это радовало хотя бы отчасти мой замерзающий разум. А вот замерзающей душе моей было абсолютно все равно.
- Я выпил водки на вокзальном буфете, чего никогда раньше не делал, и пошел гулять, намереваясь наверное зайти к знакомым. Ну конечно, Алина; Андрей Каришецкий; Кирилл и его юная леди, - кто у меня еще есть в Москве?
- И ведь помнил, как ехать, удивительно, - давно здесь не был, а все словно вчера. Словно вчера я затаскивал Алинку в подъезд, чтобы поцеловать на прощание, blondie girl please be my only friend - до поезда где-то мгновение, а Питер уже волнует сердце, там кто-то ждет меня, не помню, кто; словно вчера играл с Андреем и его музыкантами концерт на Бронной; словно вчера едва не потерял сознание в бесконечном метро, утомленный. А ветер здесь совсем не такой, как в Питере, и небо, кажется, еще выше...
- Я остановился напротив витрин, внимательно разглядывая свое отражение. Нарциссизм у меня - невротическая реакция на долгий стресс, такой вот я необычный. Впрочем, я остался доволен увиденным и даже понимал сентенции Даэмона - я наверное и вправду ему только приснился.
- Еще лужи меня печалят. Мало куда можно пройти в Москве так, чтобы не запачкаться. Давно не замечал за собою издевательского экстремизма, подумал я, ступая прямо в одну из них - большую и грязную, но обходить ее - еще менее красиво. Но если придти к Алине вот так - то это несколько более подходит по ситуации, а она неприятная для меня (ситуация), ведь я ее, кажется, любил... или даже люблю? Не знаю, но напоминание о ней сильно меня беспокоило, даже сейчас, когда прошло столько времени. С другой стороны, конечно, эти места - они слишком памятны, чтобы молчать.
- И осень опять такая же нервная и холодная, как бред тушканчика. Чего ты все маешься по нелюбимым городам и чужим... Окончательно теряя себя в гриме Пьеро, растворяясь в выцветшем небе и остывшей фанте, превращаясь в персонаж чужых неприветливых снов (а я устал сниться незнакомым псам).
- Черт, да ведь это Даэмон испортил мне настроение! (Я что есть силы ударил по какой-то банке, она так и полетела по миру, жизнерадостно звеня об асфальт). Этот шут балаганный поверил , что он дьявол и предается оккультным фокусам. Знал бы ты, Даэмон, насколько мне все равно, бог я или жестяной бантик на протухшем апельсине... и с какой легкостью я готов дернуть бритвой по этой нежной девочке, доверчиво подходящей ко мне все ближе - по моей судьбе, настолько мне все безразлично, поверь мне - если конечно можешь.
- Я постучал в дверь Андрея, тихо, будто втайне. Рядом был громкий звонок, но я почему то постучал. Дверь так же тихо открылась.
- - Я ждал тебя, - сказал он сразу. - Приготовься слышать странные новости. Даже лучше сядь, наверное.
- - Чего там, - мне было весело.
- - Вокруг шпионы, - сказал Андрей голосом простуженного советского диктора.
- - Ты здоров? - спросил я неласково.
- - Джордж, я абсолютно серьезно. Этот дом под наблюдением где-то две недели, с того самого дня. Здесь странно стало жить, по ночам - воют, днем - разборки, рисунки на стенах вот всякие...
- Он показал на перевернутый крест на стене.
- - Посмотри на это, - сказал он тихо.
- Перевернутый крест, ну и что. Был бы не перевернутый, было бы так же интересно.
- - Это сатанинский герб, - сказал он с серьезным видом.
- - Я в курсе, конечно. Ну и что?
- - Здесь происходят непонятные вещи, Джордж. Район Бронной облюбовали сатаники, их здесь много бывает, особенно по ночам. Это очень внезапно началось - но теперь это постоянно.
- - А что же власти?..
- - Что с ними сделаешь? Скажут - обычные молодежные тусовки, как рейверы. Произошло это очень внезапно, но это не все. Они искали здесь тебя, вот что самое странное. Два таких чудища, они были здесь, и спрашивали о тебе. Очень интересовались, было видно. Наверно, вокруг их посты.
- - Ну это уж совсем бред, - ответил я. Загадочно: получается, вся эта активность началась еще до начала игры с Даэмоном, но имела к нему отношение, несомненно.
- - Где Алина? - спросил я быстро. Он замолчал.
- - Алина... Алина умерла.
- Я молча сел, ничего не соображая.
- - Как? Я думал, тебе передали в Питер.
- - Я был в Эстонии.
- - Ах, да, в Эстонии... Алина погибла, нелепо очень. На улице.
- - Катастрофа?
- - На нее наехал КАМАЗ. Алина была не в себе, она где-то неделю до этого гуляла с каким-то ублюдком, не то скинхедом, не то бандитом...
- Я поднял глаза. Она тоже?..
- - Джордж, как же ты не знал. Алина не встречалась ни с кем из наших, однажды только зашла ко мне, где-то за день. Она сказала, что у нее новый друг, и это серьезно, что она бросает прежнюю жизнь, что в церковь ходить нельзя... И погибла так нелепо.
- - Ты знаешь, где она похоронена?
- - Не знаю. Джордж, уходи отсюда, тебе нельзя здесь быть. Они ищут тебя.
- Он продолжал что-то говорить, а я вышел от него, качаясь. И ничего не слышал, но ее голос звучал для меня. Вот она, та самая улица, где мы были с ней не раз, и теперь ее у меня отняли... отняли... Я стоял на высокой скале, вокруг меня вилась разломная щель, злая, живая, она описывала круг, отсекая меня от всего, что было когда-то мило и дорого. Незачем идти к остальным, понял я, этот город для меня потерян. Впрочем... не смерть Алины, а ее измена была мне всего важнее. Она оставила меня... вряд ли что-то держало меня теперь на земле.
- На Смоленской площади я купил шарики, как в детстве. Красные. И пошел себе дальше, не знаю куда...
- К чему утомлять читателя невнятными подробностями трех темных дней, проведенных мною в Москве - если ничего, собственно, не произошло. Мне было где остановиться, мои знакомые вспомнили меня, но никакого участия в моей судьбе не испытали, да я им и не предлагал. Я больше спал. Только вечером третьего дня почувствовал себя в норме (или почти) и решил уезжать в Питер.
- Вдруг мне показалось, я вижу сквозь стены. За три дня что-то произошло со мной, я ощущал себя великаном в миниатюрном мире, где всякая вещь была мне открыта. Я не хотел этого, но это пришло. Могущество? Теперь я ясно видел, как Даэмон осваивает какие-то дурацкие заклинания, грезя меня поразить, как окружают его шутовские воинства в серых плащах и старый грандмастер, я видел - они боятся меня, одного меня.
- И тогда я подумал пойти к ним, только для начала завершающей сцены купил еще воздушных шариков красных, и всего у меня их было теперь двести пятнадцать.
11. ПЛАЧ ДАЭМОНА И ПРИЗРАКИ С НЕБА
- Мой гость вошел внезапно, как сквозь стену, я не успел рассмотреть. Он так и встал молча в углу, наблюдая мое смущение и ужас в глазах хранителя.
- - И, собственно, как показала себя ваша хваленая блистательная секьюрити, граждане бесы и черти?
- Мы онемели перед ним, старик увидел его впервые в жизни, но ощутил то же, что я. Это был венец красоты, печальности и задумчивого безразличия. Хотелось склониться перед ним и все. Бог мой, я-то думал быть тебе противником - я вижу, я тебе сейчас просто смешон.
- - Да, Даэмон, ты мне смешон, - сказал он тихо и ласково. Власть его над нами была абсолютной. Он прошел через комнату, громко стуча каблуками.
- - Это вот вы читаете? - книга магических превращений полетела на пол, а вместе с ней жезл черной власти. - Игрушки ваши мрачные, мне не нравятся.
- - А... за... ме... ве... бе... - бормотал старик.
- Даэмон поддел книгу ботинком, она бросилась от него в угол. Он посмотрел на меня своими ясными глазами, и сознание мое прояснилось. Я почувствовал небывалую свежесть в воздухе, что он принес.
- - Что, Даэмон, все грезишь о прекрасном? - насмешливо спросил Джордж.
- - Смерть от твоей руки! Ничего больше...
- - Вот еще, - он отступил на шаг, - живи себе в радость, девочка у тебя какая прелесть.
- Хранитель упал на пол. Я заметил, часы встали и пошли назад, все быстрее и быстрее. Джордж улыбнулся.
- - Ты решил, это все серьезно?
- - Теперь я знаю это, монсеньер.
- - Да... и ты прав, наверное. Я думал, эта игра развлечет меня. Но мне от нее только скучнее стало. Только скучнее... Когда ты обнаружил, что все по-настоящему?
- - На второй день.
- - И ты был смущен этим открытием... А я - нет. Ты нашел себе толпу идиотов и играешь с ними в какую-то магию, а я - нет. Я один, как и был один. Ты даже любовь у меня отнял. Но я не зол на тебя. На все - моя воля, ты - такая же игрушка в моих руках, как они - в твоих. Вас же крутит от моего присутствия, - он посмотрел на старика, в судорогах катавшегося по земле.
- - Что до меня, монсеньер, то я чувствую только радость.
- - А почему, ты забыл? Они прокляты и уже мертвы, а ты будешь жить, вот твой ужас. Вы еще будете штурмовать небо и выдумывать всякую абракадабру (он еще раз взглянул на книгу, и та загорелась). Напрасно... я вам даже не отвечу. Я не стану с тобой играть в черных и белых, как тогда на крыше не стал.
- Он прошелся медленно по комнате, рассматривая картины на стенах, подбросил дров в камин.
- - Я могу тебе сейчас просто сказать "к ноге!", но не скажу. Играй себе дальше.
- - Прости, монсеньер. За что ты оскорбляешь меня? Ты ведь видишь все, видишь, насколько ты мне ближе, чем они все! Возьми меня с собой, я обладаю великой силой - и она будет твоей. Мы уничтожим все зло этого мира, которое они приписали тебе и мне. Не молчи...
- - Не буду. Ты мне не нужен, Даэмон. И Кэт мне тоже не нужна. Я думал, меня развлечет завоевание мира, но оно меня уже утомило. Приписывают, говоришь? Нет. На тебе уже достаточно зла, хоть ты об этом и не знаешь. На тебе уже смерти, Даэмон, раздавенные девицы и вскрытые вены. Все они должны кричать у тебя в голове, а ты еще имеешь наглость проситься идти со мной.
- Я опустил голову.
- - Я уже отвечаю за них? - спросил я тихо.
- - С момента сошествия на перрон в Москве. Моей же волею моя любовь - в аду. Но я не отменю свою волю. Тот, кто послал меня сюда (я сам...) ждал от меня не соплей и малодушия. Ты умеешь летать и доставать из кармана фантики, смущать юные головы, грезящие подвигами. Валяй. Я твоими чудесами не занимаюсь, я умею одно, зато отменно. Я умею проклинать, а ты... нарушай законы, сколько угодно, но не забывай - это мои законы. Я их установил, не для того, чтобы отменить. Я отсутствовал в этом мире несколько тысяч лет. И не для того, чтобы вернуться сюда показывать фокусы. И не для того, чтобы объединяться с тобой, удачливый донжуан. Вот, Даэмон. Теперь я действительно ухожу.
- Он встал со стула с резными львами и снова прошелся по комнате.
- - Монсеньер, - спросил я тогда, - что с нами будет?
- - Не знаю и знать не хочу. ...Хочешь подарок на память, Даэмон? Держи...
- И бросил мне свою белую перчатку.
- - Она навек будет у моего сердца...
- - Вот иногда послушаешь тебя, и так противно становится. А все потому, что злоупотребляешь то шутовством, то пафосом ненужным. Ты же должен это чувствовать.
- - Ты действительно не знаешь, что я чувствую.
- - И слава Богу!
- Он задумался на мгновение.
- - На самом деле я могу читать мысли, но великая власть состоит в способности ей не пользоваться. Ты сам подумаешь еще об этом, когда взвоешь от своей магии. Я могу читать твои мысли, но не желаю. Ты понял?
- - Мне плохо здесь. Не оставляй меня.
- На минуту он сел совсем рядом, напротив, и посмотрел на меня с сожалением и болью, казалось.
- - Я сам не знаю куда теперь иду, - сказал он неожиданно мрачно. - Если я уже ввязал тебя в эту игру, то тем более не стану ввязывать в новую. Мой совет, Даэмон: просто забудь. Может, еще не поздно.
- - Но ведь мы с тобой на самом деле...
- - Ну и что?
- Джордж подошел к светлому окну.
- - Чудеса, подумаешь... У меня отнята любовь, и я не плачу. Никто меня не любит... А чудесам место... в цирке.
- - Я люблю тебя, монсеньер...
- Он обернулся:
- - Не валяй голубого дурака...
- - Ты меня не так понял, монсеньер!
- - Я тебя вообще не желаю понимать... Ни-как. Привет мрачным романтикам, - он слегка поклонился старику хранителю, все еще ползающему по полу. Потом встал в оконный проем, из которого бил свет, и расстаял.
- И расстаял.
- Я сидел за столом молча уже с полчаса. Старик пришел в себя сразу с исчезновением Моего Лорда, смотрел на меня с сожалением и тоже молчал.
- - Я понимаю, ты хочешь отречься. Подожди хотя бы день, не решай сразу, прошу тебя.
- - Оставь меня.
- Одна лишь загадка - почему все так нелепо получилось? Или он продолжал играть все еще, он ведь не отрекся ни словом, только тумана напустил... Возможно ли, что это совращение в лучших традициях Люцифера? Или он действительно все бросил?
- Я решил не отрекаться и ждать. Ждать непонятно чего.
- - Объясни мне, что произошло.
- Старик задернул шторы, без света ему было лучше.
- - Он закрыл аватару, ушел из мира. Он может это, ты - еще нет.
- - Наши действия?
- - Он остался тем, кем был. Тираном. Он прекрасен, спору нет. Я тоже терял дух в его присутствии. Но сейчас его нет здесь, и мы можем рассуждать здраво. Во-первых, власть его не абсолютна. Во-вторых, мы не выбираем себе судьбу. Если ты рожден червем, тебе не летать. Если ты рожден зайцем, должен есть капусту. Но ты рожден Черным Властелином, хочешь ты этого или не хочешь, все равно.
- - Что же мне делать?
- - Оправдать свое предназначение. Будь тем, кем рожден.
- Мой Лорд сказал: власть - в способности не пользоваться ею. Он смог, я - нет. Я не мог уже отвлечься от того, что читаю чужие мысли. Я не вызывал этот дар, он просто владел мной. Я видел мир иначе, и как ни старался, не мог даже представить его таким, каким видел раньше. Я мог летать, но не мог не летать. Я пытался разбиться... только пытался. Теперь я оказывался богом из той легенды, смешным и нелепым. И даже любовь здесь была не при чем. Он посмеялся над моими удачами с земной красотой (Кэтти...), но в его глазах была красота неземная. Он и сам такой... Да, ему ничего не нужно. Любовь показалась мне ненужным развлечением теперь, а хотелось красоты жеста. Вот так уйти, например. Во имя неясного всплеска в небе от твоего падения.
- Я думал только о нем. Он назначил дом мой там, и стало быть, смерть вернет меня туда. Но смерть бежала меня, как тень, если обернуться. Моя смерть - только в победе, взломе неба. Я не могу отказаться, ибо так останусь здесь навсегда. Я должен поднять их (я взглянул в окно на своих сорванцов) и погубить их, дабы погибнуть самому, стать Сожженной Звездой. С его именем на губах. Вот она, ирония Дьявола. Он хочет смерти, чтобы магнит перестал отталкивать его инородное тело. А они... они ведь и так обречены, он сам сказал.
- Жестоко. Но у меня нет сил делать не так. Мой Лорд, ты слышишь меня? Я пойду на эту жертву, чтобы увидеть тебя еще раз, даже если ты просто проклянешь меня и сбросишь к ним вниз.
- Ну вот и все. Я принял бой. Лист из книги лег мне в руки нежной обреченной голубкой, я написал на нем:
- СЕГОДНЯ Я КНЯЗЬ МИРА СЕГО...
- Они спустились с неба и короновали меня. Свершилось. ДАЭМОН ВЛАСТИТЕЛЬ ТЕМНЫЙ В СИЛЕ, мир прах у ног моих. Я боле не обреченный призрак, но Господин по праву. Кто бросит вызов мне?
12. ...
- Так и не доехал до Питера...
| 0 | I | II | III |
 |
|||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
 19.09.2003 Сегодня в РЖ Экзамен экзамену, или об объективности тестов ЕГЭ Между светом и тьмой: муки самопознания Это критика Искусство 11 сентября Гарвард: трехсотлетие Петербурга-5 Чечня пред выборами: упущенные возможности Две башни Путин в Полтаве-2 Европа: политика не-мощи О времени и о реке Хрустальная машина бабушка... дедушка... яма... копал Головные боли Америки Валютные резервы и экономический рост Нет смысла не участвовать во флэшмобах Третий - решающий Вузы: битва за профессуру "Нет такой партии!" Журнальное чтиво. Выпуск 147 Простодушное чтение (4)
|
|||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
|
|||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
|
|||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
|
|
|
|
|
