25.03.02 12:05:28 msk
ЖЖ
ЧИТИНСКОЕ КУЛЬТУРНОЕ ПОДПОЛЬЕ
Первоначально в подполье была картошка, завезенная Серегиными родителями на прокорм любимого чады. Заглядывая вечерами в мрачное чрево, можно было видеть тяжелые туши мешков, огромные, как сама вечность. Но хватило их примерно на месяц. Потому что остальную жратву нужно было покупать, а покупать еду это пошло, когда не хватает на водку, а водки было много и ее нужно было заедать.
Поэтому потом в подполье была немытая посуда. Раз в пару недель Серега ездил к родителями за очередным сервизом, из которого мы ели, пока картошка не начинала выскальзывать сама по себе из лоснящихся мисок, после чего миски сваливались в коробку, а коробка спускалась вниз. Через какое-то время из подполья начало пахнуть. Но наступила зима - всю посуду мы выволокли в сени и она благополучно замерзла до лета.
Все остальное время в подполье были книжки. Они каким-то непроизвольным образом покупались и покупались и сваливались в кучу под землю нечитаными, в расчете на потенциально грядущие свободное время и тягу к знаниям. Впрочем, иногда попадались альбомы то Врубеля, то Ренуара - они попадали в подполье лишь после просмотра картинок.
По картинкам мы сильно тащились. У нас была коробка акварельных красок, кажется, в шесть цветов, а возможно и больше, и отдельно баночка краски серебряной и баночка золотистой. Если краски доставались Сереге, он рисовал распятых баб, широкими мазками стегая их пухлые ягодицы до страстного цвета кенонских (наше озеро) закатов. Если краски Сереге не доставались, он, обиженно сопя, простым (серый такой) карандашом рисовал червей, червей, червей, разъедающих яблоки, баб, пространство, время до рваных дыр ("О" Вознесенского только вышло - кажется - в "Знамени", лото на столе, соло лотоса, салат ласк, сакля, скала, маска, масть, месть, стон, нота, мот, морг, Мур), - перочинным ножом Серега выгрызал в листе дыры, вешал лист на стену и грыз дыру дальше, в застену, в мир, забывая о мере. "Не главное быть понятым, главное - быть поднятым над массою прочих, рисующих проще" (ПСС).
За колченогим столом, размером с табуретку, горбясь на табуретке, самой тонкой из наших двух кисточек, высунув язык и стряхивая пепел по ошибке в банку с акварельной водой, по-китайски невозмутимо-терпеливо-кропотливо я вырисовывал крошечные мазки кенонских закатов (закаты, закаты, утро красит ясным светом, день - он был и нету, но вечер, точеный Серегин профиль на фоне багряного ничего, и плеск воды у ног, да - и сопки на горизонте, и дребезжащая транссибирская магистраль на том берегу). В закатах - заначка еще не постигнутого, но уже обозначенного направлением ступенек (ДСТ - Девять СТупенек) смысла.
искусство
из лозы мысли
плести слово
искусство
из лоскута слова
скроить декамерон
да какой мерой
выкраивать надо данаю?!
данная даная
дана
да не нам
(ПСС)
В подполье вела лесенка, но я никогда туда не лазил. Потому что пол приходился мне на уровне переносицы и залезши однажды, я приложился до кровавой морды, а пригнувшись, отбил темя. Поэтому лазил Серега, запускал руки в ворох книг и выуживал пластинку Кенни Роджерса ("Пуст давно кофейник. Печка не дымит. Заедает Кенни на "music for me". Кенни ввек не кончиться, музыка по мне. В бездну самотворчества выпали извне." - ПСС).
Над подпольем - была избушка, по-нашему флигель, четыре стены, потолок, полирующий макушку, два окна, типа печка в одну комфорку, но в телегу дров за ночь. За печкой - кровать для Сереги, в горнице полдивана мне, стол размером с табуретку и клочок пола, на котором мы и жили, особенно когда приходили девочки, и сажать их было некуда - не на табуретку ж - а на пол пожалуйста: тут же и бутылка и миска с пельменями и заморская игра монополия собственного рисования, все помещалось, и ладоням далеко не шариться до милых коленок.
Девочки были - о, были девочки - юные библиотекарши, почти тройняшки, настолько библиотекарши, из детской библиотеки. Тройняшки - я забежал вперед, потому что был и еще Серега (который Корнеев, а тот - Абрамов), но он пока не приехал и не привез свой рюкзак со сковородкой, ватным одеялом и тремя кассетами пинков. А когда он приехал и спал по очереди то на полу, то на моем полдиванчике, если я сторожил сутки через двое судебный морг ("было трудно, но работу бросить ты не мог, она тебя звала. Лишь однажды что-то отморозил - говорил: холодная была." - ПСС) - тогда были и библиотекарши-тройняшки. Одна все время пела под гитару, мы с ней не разговаривали, только слушали и трогали, у другой были огромные домашние глаза, от взгляда которых становилось тепло, хотелось упасть на грудь и мы падали. А третья была болтлива и иронична и не ставила ни во что наши потуги на самотворчество, за что ей особенно и доставалось после первой, во время второй бутылки ("Граждане, встаньте! Смотрите с укором! Трое в ряд и больше не дышат - жертвы библиотечного террора. Они уже ничего не напишут..." - ПСС). Мы заставляли ее смотреть наши рисунки и слушать стихи ("им бы - нимбы, нам бы - ямбы" - ПСС), мы читали ей свой - плод бессонных (как говорится, но не спали не от бессонницы) ночей - манифест кенонского флигеля: "Искусство для всех... дарование, мастерство, опыт - отжившие атрибуты менестрельной поэзии для услады дам... свобода закидана хрестоматиями... призрак искусства витает над читою" - и прочее, слизанное с брошюры трех источников и трех составных частей.
Флигель назывался ДСТ и расшифровывался по-разному, смотря для кого. От Дома Свободного Творчества для ехидной библиотекарши до ДоСТало СТаДо накануне очередного первомая.
А еще была девушка Света. Она к нам часто приходила, поскольку девушка любила сидеть у нашего огня. И жила она в нашем кенонском предместье. И было ей только семнадцать, но как же здорово она целовалась. Искренне. А ближе под утро, по гулкому в пустоте снегу (баночка серебряной краски) мы провожали ее домой, вдоль черной дыры озера, по краю мира, одни на все звезды.
Были еще, конечно, девушки, но это становится однообразным ("Зараз били в балу Любу. Разбили люстру. Были трупы." - ПСС). Было такое время: готовился к исходу самый вечный из Генеральных секретарей, было потрясающе беззаботно и пофигу, много водки и девушек, чуть-чуть пИнков, "Генезиса" и много "Бони-М", и нам по двадцать и первые альбомы Дали, и Вознесенский (или в "Новом времени"?), и первый Иртеньев, и "Машина" дуэтом с "Воскресеньем", и восемь кассет Высоцкого у Сереги. А медленные танцы под dark side of the moon в новогоднюю ночь с неожиданной девушкой из Улан-Удэ, забытой однокурсниками в пути от дома к дому с новогодними поздравлениями и стограммами на шару? Как она висла у меня на руках, умоляя объяснить ей, кто я и где мы и что будем делать дальше.
Впрочем - дальше начинались будни длиною в жизнь, все как обычно, год закончился, настало лето, и мы все стали женаты и стали отцами, и развелись, и стали кем стали, и кем еще станем, и что там от нас останется :(
Из юношеского ПСС: "Может мы были - пылью, поднятой случайным ветром. Ветер стихнет - мы канем. А может, мы были первым камнем?"
Вот же ведь как.
|
