|
|
- Александр Кабанов
УРКАИНА
Сода и песок
* * *
Широкоскулая степь. Желтизна бубенцова.
Старый фольксваген, заглохший в Аскании-Нова, -
Братец Аленушка. Автопортрет Васнецова.
Блеет козленочек (с волчьим билетом). Хреново...
Мне отпускает холодное пиво кофейня,
пахнет зерном перемолотым Зина, хозяйка.
А за окном, безлошадная спит таратайка,
там, где стояла усадьба барона Фальц-Фейна.
Даже в провинции - не обойтись без мокрушки:
Ливень такой, что вселенная - моль на мольберте!
И страусиные перья торчат из подушки,
как заповедные мысли о жизни и смерти.
_^_
* * *
Когда меня очертят мелом,
как будто я - примерный школьник,
где: оробелый парабеллум
и - не оседлан подоконник...
Еще не всхлипывает чайник,
Еще, белее аспирина,
Зима. Разбуженный начальник
и участковый - Загарино.
Собранье туш - играет туш,
а в трубах - зайчики играют.
И кто придумал эту чушь,
что от любви - не умирают?
Зашепчет местное шабли
о мавританках Воскресенки!
А вспоминаешь: корабли
и в кровь разбитые коленки...
_^_
* * *
Я невинный, винный хрящик,
совиньон. На Уркаине -
Я с тобой сыграю в ящик
и меня растопчут свиньи...
Соберут мои пожитки,
отпоют мои посмертки
и подарят маргаритки
нам сердючковые верки.
И в преддверии заката
заскрипят, заплачут петли...
Вот увозит азиата
запорожец в стиле бентли.
Вот ГАИ в гаю бетонном:
что за драка после драпа?
Вот гопак под Роллинг Стоун
и объятия сатрапа.
Здесь уносит Галя воду
в киностудию Довженки.
Здесь в кустах ебут свободу,
но еще не ставят к стенке.
Вот стремленье (мэр запаслив)
к европейскому сараю.
От чего же я - так счастлив
и от смеха умираю?
Совиньон, уньон совьетик,
Гоголь-моголь, ностальгия,
Не раскуришь семицветик,
так его съедят другие.
Я и сам - не верью в это
Рифмоплетное гусарство.
Потому, что для поэта,
Уркаина - государство!
_^_
* * *
Крылья бабочки - это (спиною к спине)
засыпают влюбленные. И снится им:
южные звезды, город в огне,
мертвые лучники - под колесницами.
Перламутром пуговиц не мудреней,
бархатом алым, в крестьянских ситцах,
запах цветочной пыльцы, верней:
что-то из Бродского, о ресницах.
Вот и закрылись - видно спугнули сон
шустрые ласточки? И полуночники
снова обнялись...
Поезд "Киев-Херсон"-
крылья бабочки, жадные, как челночники.
_^_
* * *
Плачет флюгер двуликий:
не видать корабля.
Я не стану великим,
чтоб не бросить тебя.
Что ж, пусть падает рейтинг,
только не уходи.
Я "Прощанье еврейки"
запишу на СD.
Из Петрарок - в Петрушки,
как в НИИ - из братвы,-
потому, что - не Пушкин,
не Кабанов, увы...
_^_
ВОРОБЕЙ
А могли б - в петухи. Подмахнули шустро,
треугольной печаткой накрыли...
И теперь я служу воробьишкой в метро,
расправляю блохастые крылья.
Здесь подземно-воздушные снятся бои,
я пикируюсь с собственной тенью!
Хорошо, что Господь не работал в ГАИ:
быть на птичьих правах - превышенью.
У меня о любви чикчириков вагон
и тележка о малых печалях.
Зарифмованный, как: Арагон - самогон,
в тишину о морях и причалах.
Где по райски, в моем воробьином миру,
пахнет пивом и вяленным шпротом,
Запотевшую кружку за ушко беру
и шепчу сокровенное что то...
_^_
* * *
Меня зовут иван. Я украинца - отчим,
по линии метро, Дидро и многоточий ...
Меня крестил - монгол, рожденный, между прочим,
во время перелета Адис-Абеба - Сочи.
Когда пишу стихи - меня зовут Абрамом,
Иосифом и Львом. С похмелия - Ильей,
Гришуней и т.д., трясусь над каждым граммом.
Я - сверх! Я - анти! Под
веревкой бельевой.
Я Гарлем Станислав из племени масаев,
освоивший язык английских мясникоw.
Мне говорят: "Шамиль, тебе звонил Басаев...",
... Дождь совершает хадж, в четверг, среди песков.
Снег не умнеет вверх, не сбрендивает льдинка,
в наваристых борщах - лавровая листва...
И лампочка в хлеву - увы, не аладдинка,
все спишет ноутбук, не помнящий родства.
"Ганс...", - промурлычешь тыневольно оголишь орловское бедро.
над чашечкой кофейной,
И через полчаса, резиною трофейной
пропахнет целый мир и шлепнется в ведро.
Нью-Йорк. Я нынче - Пол, шибает в грудь свобода,
сверкает потолок и лысина портье,
противный, ведь любовь... она мужского рода!,
О, лебедь, либидо! И фикса - от Картье...
Экс вице-мандарин династии Халтура,
какой-нибудь Мишель, праправнук Лао-Цзы,
Я, вобщем-то, никто: искусство и культура,
история надежд из Юрия Лозы.
Предтеча и венец последнего аборта
и первый эскимос, вернее Филарет,
Я вышел из трико для звезд большого спорта
и в партию вступил. И вырубился свет...
_^_
ПРИЗЫВ
Причал, стальными скулами скрипя:
где тяжело волна с волной сшивалась...
Я плакал так, как плачут от тебя,
от жалости. Но что такое жалость?
Спасти, обнять, отпежить облака,
дать денег этой девочке тэндитной?
Причал, и вот опять моя рука -
в бушлат, за фотокарточкой кредитной...
Такой литературный банкомат,
и птица Пенис. Светлое бессилье...
Служить бы рад. И вот - военкомат,
и вот рюкзак. А обещали - крылья...
_^_
* * *
Черешни успели, тарань, упоенная жиром,
ах, этим распахнутым брюхом
черпать: золоченные ноздри, кинзу,
Похерим Верхарна, отпустим с войною и миром...
Теперь нам с тобою легко, как два пальца в грозу...
И молния, джинсы и медленно облако очень
седой оленихой плывет - расписные рога!
И сколько теперь у меня этих деней и ночен,
где хуй не гулял и куда не ступала нога!
Не будет речей государству, любви алиллуев,
гнилой журналистики больше не будет, не бу...
Я денег просил, я один из блядей и холуев,
Не знаю, Олеся, в какую сыграю трубу.
И вот отмолюсь, потому что черешни успели,
в дощатое брюхо последнему лету уткнусь.
Как будто меня отшептали, простили, отпели,
и вспомнили вновь, и забыли опять наизусть...
_^_
* * *
Мне мама говорила, что нельзя
предательством заслуживать медали.
Ох, как я благодарен вам, друзья
за то, что вы меня не предавали.
За то, что вы прощали наперед
мои долги. За то, что вы платили
терпеньем, добротой - который год!
За ласковые слезы крокодильи...
Для поцелуев губы - коротки,
а для объятий - крылья не поспели.
Спасибо вам за все, мои братки:
за то, что не смогли и не успели...
_^_
ОКНО
Сода и песок, сладкий сон сосны:
не шумит огонь, не блестит топор,
не построен дом на краю весны,
не рожден еще взяточник и вор.
Но уже сквозняк холодит висок,
и вокруг пейзаж - прям на полотно!
Под сосною спят сода и песок,
как же им сказать, что они - окно?
_^_
* * *
Плывут тяжело балыки облаков, -
такие в холодной не спрячешь.
Ты пьешь из наставленных мужу рогов
грузинские вина, и плачешь...
Плетеное кресло, ореховый стол,
котенок, оставивший лужу...
И этот... тот самый... поел и ушел,
умчался... к любимому мужу!
_^_
* * *
Где яблони, ушедшие в себя,
от нежности и тяжести устали,
Как рукопись запретную, любя:
земные боги нас с тобой листали.
Печален тот, кто знает наперед,
кто будущее видит в пережитом.
И потому одеться в переплет
бессмертия, увы, не разрешит нам.
И в этих вот божественных очах
грешно увидеть что-нибудь людское:
войну, к примеру, ужин при свечах,
восторг поэта и тоску изгоя....
И, отчего, переморгнув века,
над нашей жизнью вдруг остановились,
где осень, наливные облака
и в кимоно одетая река...
Они молились. Может быть, молились.
_^_
* * *
Покуда спят без задних ног
трамваи - ангелы отгула,
Покуда спишь и ты, щенок,
и ненависть в тебе уснула.
На цырлах прыгает цыфирь,
Качаясь, маятник кемарит.
И черный, утренний чифирь
сосет под ложечкой комарик.
Пройдемся, растрясем жирок,
волчонок, баловень, сильвестрик...
блестит конвойный номерок,
звучит со-камерный оркестрик.
И, ты, не вой и не грусти,
Урла! въезжает в мысли наши...
ужель, задумал провести
свое бессмертье у параши?
Курнешь букетик полевой,
и мы теперь с тобою квиты...
За всех и вся: глаза открой! -
так широко они закрыты...
_^_
* * *
Пенициллин, оффшор, Овидий...
Не приставайте к кораблю!
Людей, которых ненавидел,
я отплываю и люблю.
Они, обутые в онучи
и облаченные в меха...
Как, вондерфул, они вонючи
и как печальны: "ха-ха-ха!"
И снова степь. Опять разлука,
опять клубничная заря...
Я зарядил, а ты - ни звука,
Лишь - облака и якоря...
_^_
* * *
Все меньше ты будешь правым,
нырнув с головою в высь.
И нет для стихов отравы
смертельней, чем здравый смысл.
Сколь тщательней не расчесывай
свои мозги на пробор:
Небесные псы и осы (why?)
исполнят свой приговор.
Защелкнут дверь на задвижечки
в прихожей погасят свет,
За все твои, братец, книжечки,
детдомовский Интернет.
За то, что, как свитер вязаный,
ты свой распускаешь стих,
И осы, и псы - не обязаны
тебя от ума спасти.
Такая осень за окнами
неболдинская с утра.
Эх, трудно быть одинокими,
Дежурная медсестра!
_^_
* * *
Воет мыло, как собака,
Леденцовая луна...
Куличи и дули с маком,
да клубничная слюна!
Я люблю; и вот не поняли:
наподдали под обрез...
И очнулся в чистом поле ли,
или в чью-то душу влез?
Самогон и скит Архангельский
Заготовил про запас...
Почему ж мой голос ангельский
никого из вас - не спас?
Пусть спасители двуглавые:
накорми и напои..
Лишь не плюй на крылья правые,
и на левые мои...
_^_
© Александр Кабанов, 2001-2003.
© Сетевая Словесность, 2001-2003.
19.09.2003 Сегодня в РЖ Экзамен экзамену, или об объективности тестов ЕГЭ Между светом и тьмой: муки самопознания Это критика Искусство 11 сентября Гарвард: трехсотлетие Петербурга-5 Чечня пред выборами: упущенные возможности Две башни Путин в Полтаве-2 Европа: политика не-мощи О времени и о реке Хрустальная машина бабушка... дедушка... яма... копал Головные боли Америки Валютные резервы и экономический рост Нет смысла не участвовать во флэшмобах Третий - решающий Вузы: битва за профессуру "Нет такой партии!" Журнальное чтиво. Выпуск 147 Простодушное чтение (4)
Словесность Рецензии Критика Обзоры Гуманитарные ресурсы Золотой фонд РЖ
Яркевич по пятницам Интервью Конкурсы Библиотека Мошкова О нас Карта Отзывы
|
|
|
|
