Словесность: Поэзия: Игорь Паньков
ЭМАНАЦИЯ
ВАКХИЧЕСКИХ   ПЕСНОПЕНИЙ




* ДЖАЗОВАЯ ИМПРОВИЗАЦИЯ В СТИЛЕ НАЧАЛА СЕМИДЕСЯТЫХ * ВЕЧЕР В САРЫ-ОЗЕКЕ * ПЕРВОМАЙСКИЕ МАНТРЫ * ЛИНИЯ ЖИЗНИ

* В ОЖИДАНИИ СКОРОЙ * За мой убогий дастархан... * Эти глаза, которым, как звездному небу над Иссык-Кулем... * ЭМАНАЦИЯ ВАКХИЧЕСКИХ ПЕСНОПЕНИЙ



ДЖАЗОВАЯ ИМПРОВИЗАЦИЯ
В СТИЛЕ НАЧАЛА СЕМИДЕСЯТЫХ

1.

Это было на пике языческой веры в нечто, что очень близко
нигилизму приставки "бес": беспринципность, беспозвоночность.
Время стены китайской. Безвременье стен Берлинских.
В мире кривых зеркал кремлевских курантов точность.

Это было горячее время напалма и МиГ-двадцать третьих,
оголтелых полемик в печати, десятиклассниц беспечных,
новоявленных пастырей, хипарей. И в любой котлете
стрекотали дозиметры, как табуны бунтарей запечных.

В кухонных репродукторах гремели раскаты гимна. Хрипел Высоцкий,
охреневая с тоски, марафет догоняя водкой.
В студенческих общежитиях рабфаковцы ели на ужин кондер и клецки.
(Выходцы из Вьетнама предпочитали жареную селедку.)

Гоношилась фарца у "Березок". Мадонна с помятой мордой
из-под полы торговала, краснея, компактной пудрой.
Молодожены слагали охапки цветов к подножиям монументов.
И бодро
отправлялись по распределенью в пустыни, тайгу и тундру.

Диссиденты сидели в психушках. Алия сидела на чемоданах.
Крымские здравницы оккупировали подвалы Массандры.
Дикция у генсека была чрезвычайно странной.
Наш паровоз бил копытом на стрелке между Даманским и Кандагаром.



2.

В арсеналах страны было вдосталь патронов, рядового состава, иприта.
Чистотою сияла курилка в любой казарме, как скит монаший.
Боже мой, чуть не забыл! - жив еще был Никита.
И караванами шли сухогрузы с пшеницей в Россию нашу.

Амбициозные карлики темпераментно заточали
непомерно громадных джиннов в компактные боеголовки.
И одно за другим происходили события, о которых молчали,
день за днем отравляя пространство ложью, газетные заголовки.

День начинался передовицей и завершался стихотвореньем.
Встреча двоих, не успев стать волшебной сказкой, становилась дурацкой байкой.
Жизнь, вдохновленная притчей о вавилонском столпотворенье,
вновь устремлялась вслед за байкало-амурской пайкой.

Только суровою ниткой зашитый рот был пригож для пенья.
Взгляд, обращенный всегда вперед, зрил только образ вражий.
Ссылку покинул Бродский для вечного поселенья
в дивной земле, о которой с пеленок мечтает каждый.

Дети рождались, играли, влюблялись. Старики умирали.
Были разлуки пожизненны, а перемирия кратки.
Это было великое время самой последней схватки
двух безумных идей, в которой обе они проиграли.



3.

Время истлело, стерлось. Остались воспоминанья
и миражи, в которых тоже немало стерлось.
Уцелели обломки машин, ракет, грандиозные здания,
кватроченто "Ди перпл", квинтэссенция спазмов горла.

Все уцелело, все! Кроме старенькой классной дамы,
кроме отцовских рук, кроме всех, кому сорок было...
Даже следы на Луне! Даже следы помады
на обеих щеках, если только слезой не смыло.

Встали и вышли. Остались медали, маски,
моль в гардеробе, простынки в крови, пуанты,
из-под боли шприцы, разлученные с мозгом каски,
некрологи, программки театров, и просто сухие факты.

Сотни тысяч кило бумаги, заполненной мелким шрифтом,
электронная рухлядь, пустая тара, оборванная проводка.
И обязательно женщина, согласная дать. Но видом
говорящая: "Сволочь, плати за водку!"

Время другим понужать сапогами планету. Ибо
просто - уставшим пора на покой. Ибо просто - не стоит в тогу
триумфатора обряжать бездыханное тело. Ибо
то, что можно поэту, не под силу герою, быку и богу.

_^_




ВЕЧЕР В САРЫ-ОЗЕКЕ

1.

День клонился к закату. Из пыльных кустов сирени,
облюбованных молодежью, раздавались томные ахи и вздохи.
Водители Скорой помощи отключали сирены,
глядя на то, как лохматые кабыздохи,

изнывающие от жажды, жары и любовной страсти,
воспламенясь изнутри, снаружи окаменев как сфинксы,
белый флаг выставляя из каждой пасти,
капли слюны роняли на пыльный асфальт или чьи-то джинсы.


2.

Короче, ситуация из разряда вполне заурядных.
Как, впрочем, любое перемещенье молекул в старинном тигле
над огнем спиртовки. Чему толкований хотя бы отчасти внятных
не дали экклезиасты, ниже иезекиили.

А потому, полагаю, ситуация нравоучительна, как плохая сказка.
Вернее, подсказка: что делать, когда во рту и в горле все пересохло.
То есть, даже если с фасадов облезет краска,
то всегда остаются еще полыхнувшие солнцем стекла.


3.

И снова песок не хуже куска шагрени у всех на глазах стареет,
и смертельно устав за четырнадцать тысяч лет железяками грунт царапать,
облаченные в синий сатин и кирзу феллахи просят у бога Ра: скорее
бы колесница Рамзеса прогрохотала на запад.

Аборигены из местного бантустана сражаются в секу, очко, по щелястым сортирам курят.
Проводивший супругу в Талды-Курган мой сосед по кирпичной клетке,
закутавшись в полосатое байковое одеяло, как витязь в тигровой шкуре,
порывается мастурбировать, корчась в слезах на кухонной табуретке.


4.

Ситуация, повторюсь, из разряда вполне обычных.
Элементарное "экшн" на уровне кинохроники и тому подобного анахронизма.
Но стоит сместить акценты на область переживаний сугубо личных,
и не достанет слов у самого хлесткого афоризма.

Потому что слова это жалкий треп, на который способны любые ханыги, бичи и зеки,
за стакан чифиря продающие все, что способны держать за душою.
А простой летней ночью простые цикады на полигоне в Сары-Озеке
хороши, как Ванесса Мэй, обдолбившаяся анашою.


5.

Глупый мир инфузорий, финансовых пирамид, опасных
связей, любовных свиданий, разлук, икоты
после обеда, где правят железные канцлеры Санчо Пансы
и сдаются в плен гуттаперчевые Дон-Кихоты!..

Так будет и после нас, было так и во время оно:
то, что храним - не ценим, становимся сами себе врагами.
И оплакивает иссохшая мумия почтальона
грязь на дороге, что пахнет резиновыми сапогами...


6.

Было время почувствовать на обнаженной коже
бритвенных лезвий сталь и усталой Шехерезады шепот,
перемежающийся стонами вожделенья. Однако избави, Боже,
от желания повторить весь этот горький опыт!

Потому что в его начале у нас отнимают детство.
После чего незаметно воруют воспоминанья.
Остается циничный сухой сценарий произошедшего действа,
но едва ли мы знаем хотя бы его названье.


7.

По большому счету, в пространство вокруг компонентов матричной платы
(то бишь твоих мозгов) чересчур понапхали фигни и вздора,
и все это щелкает калькулятором, требуя почасовой оплаты,
будучи недостойно ни возгласа брани, ни огорченного вздоха.

И пролетая над водной гладью, некий бесплотный облак
более не согласен, как ерш на приманку, клюнуть
даже на анекдот из разряда особо грязных. Поскольку опыт
порождает отнюдь не веселье, а только желание молча сплюнуть.

_^_

ЛИНИЯ ЖИЗНИ

1.

Путешествие за три моря должно подойти к концу.
Старая сводня с косой собачится - будь здоров!
И разжимая кулак, на ладони несешь к лицу
аусвайс апокалипсиса, мусор морзянки, ров

полуразрушенной крепости, где на дне оседает пыль,
вздыбленная табунами твоих кирзачей, штиблет,
и на одном краю колосится седой ковыль,
а на другом грустит покосившийся минарет.


2.

Солнце уже в зените. Глаза возведя в зенит,
можно слышать как местный ангел, дожевывая бутерброд,
поспешает на службу, как в тишине звенит
и наливается знаньем запретный плод.

В местности этой - как только ни называй
эти владенья - провинциальный фат,
преподаватель физики соорудил сарай.
И газеты растиражировали сей эпохальный факт.


3.

Истину здесь различают по запаху серы из
кабинета алхимика. Счастье - по цоканью каблучков
и телефонной трели. Расколотив сервиз,
падчерицы освобождаются от мачехиных оков.

Но сколько ни суй верблюда в узенькое ушко,
вера - есть свойство тел,
предпочитающих передвигаться пешком
в сферы, где рак свистел.


4.

Бойся данайцев, дары приносящих, снов
с пятницы на понедельник, сдающих свои посты
оловянных солдатиков, нищих в законе, но
больше всего на свете - шума и суеты.

Не отказав судьбе в необходимости утолить
жажду всех прописных, подхваченных с потолка,
старая пряха сама обрывает нить,
устраняя проблемы с поиском узелка.

_^_




В ОЖИДАНИИ СКОРОЙ

1.

Между двенадцатью и двадцатью четырьмя ноль-ноль,
между первым приливом боли и первым приездом Скорой
даже сатир козлоногий забывает сценарий, свое амплуа и роль,
и только фамилию автора шепчет с немым укором.

Бесконечно экстраполируя сей семантический архетип,
потрясая вселенную жутким ревом толпы и мотора, Мишель Шумахер,
воспринимающий жизнь как забойный рекламный клип,
резко добавив газу, смерти делает шахер-махер.

В сердце моем огонь, но за лобною костью лед.
Телефон спасения: девять-один-один? Или: ноль-три? Или: три целых, четырнадцать сотых?
- Сыне мой! Дабы присно по тверди и водам идти вперед,
соблюдай ритуал причащенья слабительных средств и рвотных.


2.

- Верно ли, Господи, что от надежды хотя бы какой-то прок
простоявшим полвека в очередях за жратвой и пойлом?
Что в шевелюре любого поэта Руна Золотого клок
неизбежно гармонизирует окружающий душу войлок?

Неотступная мысль о смерти - не есть ли она пресловутый корявый сук,
через который, в слезах, перекинул веревку с петлей Иуда?
Если жизни ее проделки так долго сходили с рук -
принимаю сие как чудо.

В калейдоскопе верблюжьего глаза бродяге-ашугу видна луна, покосившийся минарет, муэдзин.
Совершенствуя клинопись, подключая свой "Пентиум" к Интернету,
каждый погонщик желает знать: где дешевле бензин,
каждый охотник: а что же такое смерть, если, в сущности, смерти нету.


3.

За театральной ширмой ревнивец-мавр отпускает грехи жене.
В детском онкологическом ночные химеры терзают худую кровлю.
В переполненном бомбоубежище трупные черви бурно радуются тишине.
Я выхожу из игры, пусть весь мир захлебнется кровью.

В ожидании Скорой я выдержал все - я смог! -
я почти укротил бессознательный бунт страстей и пустых сомнений.
Рваный стольник я спрятал в ладошке. Но доктор сказал, что в морг, - значит, в морг.
Да пребудет меж нас святое единство мнений!

Бездыханное тело, сожженное болью почти дотла,
проспиртованный санитар провожает в последний путь, как дикарь пирогу,
темпераментным буги-вуги. На рыжих его котлах
алгоритм судьбы наступает на горло Богу.


4.

Господи, я умираю, утешь и согрей меня
в дивной обители, где проживают Адам и Ева,
где чехарду теорий на практике применя,
зреет в пробирке время, и ждет по весне посева.

Между жизнью и смертью, между Тобой и мной,
между душой и сердцем, нанизанным на иголку с адреналином,
бездна любви и счастья. Вот только пространства - ноль,
за исключением маленькой емкости с формалином.

Руки бальзамировщика ласковы, а уж благоухают, как райский сад...
Каста гробовщиков верна постулатам плотницкого искусства...
Территория суверенного тела, превращаясь де-факто в протекторат,
подвергается дерзкой агрессии щелока, хлорки и дуста.


5.

Мертвый мозг напоминает собой малиновое желе,
а фотоснимки покойного меньше всего похожи на изображенья античных граций,
и его безжизненная рука безжизненней и тяжелей,
чем даже самая толстая пачка стодолларовых ассигнаций.

И все-таки, не забывай меня!.. Кто бы ты ни был, всю суету сует
оставляя пророку Экклезиасту, с трудом подавив зевоту -
просто окликнув меня по имени, ты возвращаешь мне жизнь и свет,
как стеклодув, придающий аморфной массе вполне завершенный контур.

В воздухе замирает осыпавшаяся с полуистлевших ветвей листва...
Время, теряя цель, теряет и всякий смысл, тем паче - простор для маневра...
Сделав неосторожный шаг, все мы рискуем нарушить важнейшую заповедь волшебства,
обрекая Минерву на участь недоучившегося минера.


6.

Каждый кулик уважает свое болото, каждый акын - свой родной кишлак.
Ибо Родина - место, где слаще сыр, где шире у мышеловки дверца.
Место, где невозможней истина. Ибо истина - это шлак,
остающийся после сгоранья больного сердца.

Если вернется Мессия, получит в награду Железный крест,
или Нобелевскую за мир. Но, в общем, высокий рейтинг
в желтой прессе ему обеспечен. И этот красивый жест -
все, что видит любой бессмертный на этом свете.

Кажется, будет дождь. Кажется, через сотню лет
наступает двадцать второе столетье. Сплошные догадки. Боже,
сделай, чтобы повсюду сгорели пробки. И узря небесный свет,
Моисей убедился: Ты детям своим поможешь.


7.

Медленно падает снег вдоль дороги, которой длинней
не бывает. Торопятся выпачкать ноги секундные стрелки.
Маленький крысолов наигрывает мелодию на дудочке. И песенка эта сильней
пресловутого "Фауста" Гете, и скрипа ножа по днищу пустой тарелки.

Каплет с крыш. Ледяная влага сочится сквозь прохудившийся водосток.
Гулкое эхо коверкает хриплую проповедь звука в стрелковом тире.
Души влюбленных, накинув на плечи позапрошлогодний восторг,
аргентинское танго танцуют в огромной пустой квартире.

Белое солнце в сетях тумана бьется об лед, на льду
вспыхивая и распухая, будто разбитая в кровь коленка.
Оголодавшие голуби на городском пруду
кружатся парами в строгом ритме классического фламенко.

_^_




* * *

За мой убогий дастархан,
где пепла серенького горки,
и таракан, как богдыхан,
взошел на трон из хлебной корки,

за то, что жизнь - сплошной кошмар,
что руки милой пахнут хлоркой,
за то, что в морге санитар
меня зашьет кривой иголкой,

за все, что вынести я смог
и что судьба мне обещает,
любовью истинною Бог
меня от скверны очищает...

_^_




* * *

Эти глаза, которым, как звездному небу над Иссык-Кулем,
можно доверить любую мечту и любую тайну,
эти глаза я встретил, присев покурить на стуле
в тесной клетушке газеты "На водах". "Майна!" -

смеясь, приказали глаза. И сразу же следом: "Вира!"
Стало светло, как в церкви бывает светло от Бога,
от этих глаз, которых, как воздуха над Памиром,
никогда не бывает много.

Неповторимо все, без чего мы уже никогда не сможем.
Недостижимо все то, что само не дается в руки.
И только мгновенья, что на два с тобой помножим,
неподвластны разлуке.

_^_




ЭМАНАЦИЯ ВАКХИЧЕСКИХ ПЕСНОПЕНИЙ

Осенью, слишком роскошной, чтобы настаивать на сравнении,
я очутился на плоской, как сказочный лес, территории
санатория имени Н.А.Семашко: явление
для стихотворца вполне рядовое (но только в теории).

Всюду дымилось и медленно гасло пожарище
листьев, сгрудившихся, словно мамаевы полчища
после побоища на куликовом (мол, сами судите, пожалуйста,
что нам грядущий готовит). Засим многоточие.

И оживляясь помалу, как некогда Пушкин в Михайловском,
благо ни нянюшки рядом, ни озабоченной горничной,
( а увлеченье гербарием и энтомологией - ханжество,
я полагаю), расставшись с сарказмом и горечью,

я неожиданно вспомнил про вас, Свенторжицкая.
В генах которой, - я дерзко размыслил, - Стефана Батория
порох гремучий и, вместе, Богдана Хмельницкого
сладкая патока (ибо любая история

пуще водицы во облацех) - эта, с осиною талией
и голубыми глазами, светлей василька и цикория,
эта уж точно поймет мое бедное сердце усталое,
в силу, хотя бы, привычки к общенью. Тем более,

стоит мне вспомнить о ней - сердце бьется, как тремоло Гершвина,
в жилах трепещет фламенко горячей Астурии,
и холодею нутром, как баран перед гейшею,
и обмираю, как евнух в объятиях гурии.

То есть, долой суфражисток и эмансипацию!
Ибо и в мудром наследии Фрейда, и в страстных речах фарисеевых,
всюду пищит, и рычит, и визжит, и хрипит эманация
песнопений вакхических, то бишь, псалмов гименеевых.

То есть, покуда по древу былинному мыслию
я растекаюсь, бумагу царапая перышком паркера,
где-нибудь в море любви, и значительно ближе Элизия
в эстуарий внедряется корпус огромного танкера.

То есть, пора, Купидон, поскорей заходить на снижение
над государством сережек и крошечных ходиков,
чтобы рука совершила простое как песня движение
вдоль среднерусских лесочков, равнинок и холмиков.

_^_



© Игорь Паньков, 2000-2003.
© Сетевая Словесность, 2000-2003.

Книга отзывов

23.10.2003 Сегодня в РЖ Печатная демократия по-корейски   Парящий интеллигент и рефлектирующий гражданин   Аналитика переходного периода   "Коротко, красиво и отлично смотрится..."   За учителя и без учителя   Будет чисто и светло   Что обещает "второй раунд" приватизации   Лабиринты Минотавра   Постиндустриальный передел России   Аналитическая журналистика в России: взгляд изнутри   О брачных играх гиппопотамов и не только   Лечебные грязи   "Украинский Путин": новогодний подарок "старшего брата"   Все о поэзии 155   Журнальное чтиво. Выпуск 149   Российское телевидение как лекарство от ностальгии   Одна фотография-2   Призывание Кармапы   Корпоративная модернизация   Гарри Поттер в Институте европейских культур

Словесность Рецензии Критика Обзоры Гуманитарные ресурсы Золотой фонд РЖ Яркевич по пятницам Интервью Конкурсы Библиотека Мошкова О нас Карта Отзывы

Найди на Бегуне: Книги, музыка и видео Образование и карьера Досуг и отдых Продаем целевых посетителей!