Словесность: Поэзия: Игорь Петров

КАЛЕНДАРЬ


Друзьям

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ВЕСНА.

-3-

Чем объяснить движение пчелы
на север с точки зрения киргиза?
Так в феврале нас тянет за столы,
а в марте тянет из-за.
Прилежностью подобные пчеле,
мы хмуро опыляем наши ямбы,
однако озаренье на челе
напоминает блик настольной лампы.
И с кипою исписанных листов -
навстречу марту, гололеду, новым
оттенкам серого, пустым витринам, словом,
тому, что позже, в суете цветов
покажется любительским эскизом.
И мы лежим, привыкшие к капризам
гидрометцентра, кутаемся в плед;
в тарелках расположены окурки,
коты истошно исполняют "Мурку",
а в силу тяжести, на склоне наших лет,
чем дальше в лес, тем толще Кастанеда...


-4-

Уже апрель. По воле Архимеда
в известных лужах плавают авто.
А мы лежим и думаем о том,
что сверлит нас. К примеру, о дантисте.
Из-за кустов толпой вылазят листья,
все валят на природу, чтоб чесать
там репу. Надписи на яйцах
"окрашено" помогут разобраться,
что скоро пасха. Надо воскресать,
найти насос, качать мускулатуру,
тушить звезду плевком, не зная, чья
она была. И плакать в три ручья,
с себя сдирая луковую шкуру.


-5-

Ах, май! На небе облако в штанах
затмило солнце в ласковых объятьях,
а мы лежим на радиоволнах
с "Искусством непорочного зачатья"
в одной руке и с фигою в другой,
и вспоминаем тех, кому за двадцать,
хотя бы ту. Любила целоваться.
Читала Джойса. Правою ногой
была похожа на одну певицу.
Когда мы не сумели приземлиться,
она зажгла сигнальные огни.
За городом наметился пикник,
дымил шашлык, стаканы с "Алазанью"
опорожнялись промедленья без.
Все повторится в зеркале небес,
но этот день подобно обрезанью
неповторим. И зная наперёд,
какой фонарь нам светит за порогом,
мы ходим, как положено, под Богом,
ан только Бог над нами не живёт,
хотя мы чтили байблы от Фомы
и подчинялись всем законам Ома.
Но в городах, что сочинили мы,
киваем барельефам незнакомым.
И завершив последнюю гастроль
на тонком льду едва замерзшей Леты,
мы возвратились, чтоб исполнить роль
не первой скрипки, так последней флейты.



ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ЛЕТО.

-6-

Нас утомляет зной. Душа лежит
непараллельно телу. В горле сухо.
И по привычке мы живём под мухой
всё лето, если муха не жужжит.
А гробовщик соседского двора,
кряхтя, снимает мерку с поднебесья,
но чудом сохраняя равновесье,
мы топчемся на кончике пера.
Июнь. Чрезмерно жаркая погода
приводит к замыканью аппарат
мыслительный. И лоскут огорода
мы называем гордым словом "сад",
мечтательно мыча себе "вишнёвый".
И мы лежим, под мышкой книжка с новым
эссе "Генезис брюквы на селе",
и думаем о близости кондрашки.
Пора стать ближе к матери-земле
при помощи рыхлителя и бражки,
копать, полоть, следить, не украдет
ли чего сосед, записывать в тетрадь:
"Мы посадили хрен. И хрен растет.
А скоро хрен мы будем собирать"
средь прочих наблюдений за природой.


-7-

Но вот июль. Ужель следить пора
по женским ножкам за высокой модой?
А мы к ларькам сползаемся с утра,
берем по десять "Тёмного тверского",
"Адмиралтейского" и клинских "Жигулей",
орешков, сухарей, скорей, скорей,
и в тень, где благодушный Иегова
без лишних скиний, коз и алтарей
нам объяснит, как просто стать счастливым.
Ах, эта философия под пиво!
Смесь русской логики и римских новостей,
лицо озарено; что рюмка, сердце бьётся,
цитаты прут, как дамы всех мастей
на штурм автобуса. И вдруг всё оборвётся,
оратор быстро движется к кустам.
Остепенившись, и с угасшим взором
он возвращается, пробыв минуту там,
и сразу возвышается над спором,
а потому загадочно молчит...


-8-

Приходит август. И плевок влачит
своё существование на стенке.
А мы лежим, похожие на гренки,
обжарены снаружи, а внутри
все белые и мягкие, как в марте.
Приходится курить "Житан", хандрить,
пить кофе в ЦДЛе, о соцарте
беседовать, тащиться в Киноцентр,
читать заборы, размышлять о силе
печатных букв и вычислять процент
любимых женщин к женщинам России.
На фоне осени, поднявшись на дрожжах
написанного, часто поминаем
свою судьбу. В весенних миражах
она была иная.



ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ОСЕНЬ.

-9-

Чем объяснить движенье дамы по
панели с точки зрения корнета?
Она объявит: "Следую в депо",
а он ей сыплет под ноги монеты,
и сей внезапно вспыхнувший роман
засасывает питерский туман.
И из тумана изредка видны
обрывки кружев, курица в газете,
стиральная машина, чьи-то дети
и скорбный лик прокуренной луны.
А мы лежим, прижав к веслу весло,
и отмечаем: "Снова пронесло".
И впопыхах в полупустой сентябрь,
в кровавый секс вперегонки с клопами,
в разбитое окно вчера, хотя
мы оставляем прошлое на память
тем, кто там был. А в точке мировой
всё сходится, имея сзади цену.
И мы порой с ухмылкой шепчем сену:
"Мы помним Вас практически травой".


-10-

А в октябре по улицам спешит
на прибыльное место дождь неловкий,
а мы лежим, читая заголовки:
"Известный бизнесмен опять убит",
"Серпом по яйцам! Жнец на птицеферме",
"Я- девственник с четырнадцати лет".
И мы ушами долго машем вслед
самим себе. А мимо мчится время,
и пассажиры чутко спят под стук
его колёс. А мы в путях окольных
срезаем угол, превращая круг
своих знакомств в любовный треугольник.
И обломав от радости стило,
мы таем и впадаем в откровенность,
и левая рука вскрывает вены
на правой. И становится тепло,
душа берёт путёвку в райский сад
и через час беседует с Франциском,
а бледный Бог в халате медицинском
пытается вернуть её назад.


-11-

Она вернётся ради ноября,
нагих дерев, похмелья юбилеев.
Мы столько лет прожили без царя
в башке, что подражанье Галилею
на нервной почве выглядит смешным,
легко быть непокорным, если дым
костров не виден из немытых окон.
Спешит судьба, упавшая в цемент,
а мы лежим, как Троцкий с альпенштоком,
и теребим в раздумии жестоком
свой революционный перманент.
Впоследствии, накушавшись озимых,
мы сплюнули, пошли и взяли Зимний,
но Зимний пуст и некого послать
за водкой, потому что если брать,
то чтоб на наш паскудный век хватило.
И надоело просто загорать,
и хочется уже побыть светилом,
и на полях (пока nobless oblige)
Л.Н. Толстого замечать впустую,
что осень не похожа на другую,
а зИму от зимы не отличишь.



ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. ЗИМА.

-12-

Так повелось с сопливых детских лет:
зима при встрече нас берёт за глотку.
И, чередуя аспирин и водку,
мы всё равно простыли словно след.
И намотав на горло два шарфа,
сняв трепетные пальцы с пульса века,
сидим и смотрим за окно: лафа,
там дети лепят снежных человеков,
там вьюга крутит пёсикам хвосты,
за фонарями тьма стоит стеною.
И поневоле перейдёшь на "ты"
не с Богом, так хотя бы с Сатаною.
Итак, декабрь. Пора залезть в кровать,
слегка потеть, протягивая ноги,
и подводя под монастырь итоги,
ребром ладони бабки подбивать
при встрече с Дедморозом. И мешок
его тогда скудеет анонимно.
Но мы нальём ему на посошок,
и он уйдёт, Снегурочкой гонимый.
А мы лежим и шепчем еле слышно:
"В ногах нет правды. Нет её и выше."
И хочется, пока плечо зудит,
пить "КУрант Абсолют" под бой курантов,
отламывать достоинства атлантов
и ими украшать кариатид,
плясать ламбаду под свою дуду,
держать в кармане брюк листок фигОвый,
и наконец, нажравшись в том году,
заблёвывать, естественно, год Новый.


-1-

В одних трусах очнуться на заре,
опохмелиться печенью минтая,
воскликнуть: "Господа, мы в январе".
Повсюду снег, насколько глаз хватает
ландшафт окрестный. Белые дома,
хрустальные деревья, на дорогах
фривольно оголённый лёд. Зима,
морозы затаив, ждала предлога
и дождалась. Метель из-за угла
сдувает с губ красавицы помаду.
На хОлмах Зюзино лежит печально мгла,
а мы лежим и видеопарады
лениво принимаем: "Смерть в крупе",
"Вампир и донор", "Есть ли секс у рыбок?",
"Кровавый миксер", "Бойня в скорлупе"
и хит сезона "Дядя Стёпа - киборг".
Так мы лежим и, посвятив Отчизне
свои порывы, отстаём от жизни.


-2-

Но круг замкнулся. И пришёл февраль,
а с ним воспоминанья и поминки.
Мы помним то, как закалялась сталь,
и на поверку выходила цинком.
На белом гребне нас несла волна,
и мы рубили мачты, чтоб согреться,
по молодости претендуя на
не место в вечности, а место в чьём-то сердце.
Прилив прошёл. И наши корабли
влачат своё величие на суше.
мы смотрим, как возносятся вдали
воздушными шарами чьи-то души.
У райских врат их поджидает сам
Господь. Встречают их, ликуя,
и ключник Пётр, и праотец Адам,
и бабы, что там яблоки торгуют.
Пророкам несть отечества. Не зря
и мы себя находим в обиходе
пришитыми к листкам календаря,
но верными свободе.



1994




© Игорь Петров, 1994-2003.
© Сирано, 1999-2003.
© Сетевая Словесность, 1999-2003.

Обсуждение

28.12.2003 Сегодня в РЖ Невод и т.д. Выпуск 164   Все о поэзии 164   "Быть как Байрон"   Красный конь в каждый дом   Экономическое чудо года   Это критика   "Каторжник зимнего дворца"   На фоне стальных кораблей, или 25 лет премии Андрея Белого   Призрак стандарта   Брызги фонтана   Новые либералы vs. новые консерваторы - попытка диалога   Несколько слов о существовании музыкальной критики   Cправа лежат, слева сидят   Простодушное чтение (14)   Кто убил дедушку?   Частный капитал пришел некрасиво   ЮКОС ставил перед РГГУ масштабные задачи   "Высшая школа" закроется через двадцать лет   "Выстроить" РГГУ - значит уничтожить РГГУ   ЮКОС и РГГУ

Словесность Рецензии Критика Обзоры Гуманитарные ресурсы Золотой фонд РЖ Яркевич по пятницам Интервью Конкурсы Библиотека Мошкова О нас Карта Отзывы