Словесность: Поэзия: Константин Рупасов


БЕЛАЯ ВОРОНКА

*	МОЛИТВА		*	ЛИЛА
*	Хозяин полной луны...		*	ПРОБУЖДЕНИЕ
*	ДОКТОР N		*	НЕБЕСНАЯ ОСА
*	ВОЛШЕБНИК		*	ЛЮБОВНИКИ
*	КОЛЫБЕЛЬНАЯ для Т.		*	ГОРОД
*	Внезапное отношение к словам...




МОЛИТВА

Вождь в смешном балахоне вспомнит, куда идти,
шаманы в ушанках вспомнят, зачем.
Их лохматые кони, рассупонив хозяев, скажут "Не полетим"
и останутся в стойлах до утренних палачей.

А костерок под елкой мало чем хуже дня.
А для сидящих вокруг он светел вдвойне.
Если копать ночами яму, то очень просто дойти до дна
и увидеть себя на дне.

Возьми меня с собой
туда, где мелочен прибой.
Возьми меня с собой
туда, где светло-голубой
небесный свод. Туда, где белый снег велик как боль.
Туда, где я буду один...

Желтое да на черном, серое на голубом -
вот и вся наша осень, вот и весь маскарад.
Яблоки замочёны, скоро первый снег, но я говорю о другом,
надевая свой маскхалат.

Хохолки попугаев, челюсти черепов,
равновесье дневных и ночных могил.
Мертвому не помогает память о том, что он стал жилищем грибов,
и любил или не любил.

Возьми меня туда,
где неба мутная слюда.
Возьми меня туда,
где спят столбы и провода
по всей земле. И где горит, горит твоя звезда
среди белого дня...

1994

_^_



* * *

Хозяин полной луны,
смотритель серебрянной башни и сторож сна,
напившись, поют на своем
смешном языке о собаке по кличке Весна.

Вошедшие прямо в окно
немногие гости из разных миров
внимательно слушают их,
пытаясь понять, в чем смысл и каков пароль.

Наследник спит этажом
выше, а за стеной молчит Госпожа.
Потрескивает свеча
под тяжестью света, под блеском ее ножа.

Бездонные колчаны
колодцев, хранившие звезды до темноты,
опустев до утра,
ждут непонятно чего и тихо скрипят: "Воды".

Не разбудив солдат,
мимо пьяных гостей и несмелых слуг
Он пронесет наверх
лестницу из пеньки, тишину и ивовый лук.

И приснится гостям
утренняя погоня, топот белых коней,
и хозяин в слезах,
и колодец с мертвым ребенком на дне...

1994

_^_



ДОКТОР N

Различные возможности жизни
радуют меня белизной и присутствием изнутри.
Я сажусь на стул, надеваю очки, говорю "Ложитесь"
и считаю до трех: "Раз, два, три".

Происходят события и дамы высшего света.
Кардебалет тянет ножку, вертится вокруг оси.
Все равны, но утро равнее ветра.
Я встаю со стула и говорю: "Выноси".

Порой наступает ночь, но чаще мы отступаем.
Приходят люди, жалуются на немоту,
аденоиды, андрогины и слишком хорошую память.
Я встаю со стула и молчу в темноту.

Еще раздаются звуки. Это в глухом подполье
работают крысы. Их теорема легка:
не бывает светло или нет, но бывает больно.
Стоит нажать курок, как дуло уже у виска.

1994

_^_



ВОЛШЕБНИК

Волшебник изумрудного горя
ходит пешком под Богом, как босиком по стерне.
Дождь, текущий по крышам из самого синего горла,
тянет меня к нему, а его ко мне.

При чем здесь рождение звуков и смерть пожаров?
Совесть чиста, как надраенный унитаз.
Волшебник любит цепочки и хруст кожанок,
и не любит прощаться, когда пора улетать.

Вечером в воскресенье, коротая похмелье
за пустым разговорцем, за книгами из песка,
он любит устало вспомнить звон поверженных мельниц
или сквозняк из дула у чужого виска.

Колченогая память не выносит мясного.
Несваренье сомнений, праздная бирюза
под изогнутой бровью. Крови было немного.
Из всего остального были только глаза.

...Он прилетит во вторник в голубом вертолете
и подарит мне пулю теплую, как в кино,
и последнее небо из опустевших легких,
и разноцветный полдень, и пятьсот эскимо...

1994

_^_



КОЛЫБЕЛЬНАЯ для Т.

Пространства, разделяющие нас,
огромны и скучны, как сорок тысяч
верст под землей, проделанных тобой
и мной, когда мы были червяками.
Теперь мы люди. Варим в казанах
людскую пищу. И бывает, высечь
огонь из плитки проще, чем огонь
из камня.

Но не всегда. Еще мы много спим,
грустим над свечкой. Заоконный вечер
глядит на нас не менее устало,
чем Бог на смуту в яблочном саду.
А мы глядим в окно. Сутулых спин
унылые стада уходят в вечность
и в темноту. Чем бесконечней стадо,
тем тверже дух,

а тело мягче. Вообще, тела
ленивы и не любят непогоды,
бессонницы, квадратных сквозняков
за занавесками. Такие вот дела...
Я мог бы рассказать тебе про горы,
про сны, про ананасы с коньяком.

Про что-нибудь из собственных имен
и, собственно, про собственное имя.
Про то да сё, про завтрак на двоих,
про то, как сеет семена Семен,
Иван буренку дергает за вымя
и солнце свысока глядит на них.

Мы, стало быть, в деревне. Барчуки
бузят в саду. Сыры и буженина
томятся в подполе. Белеет бузина.
И суслики, а может, барсуки
живут среди корней. Поет синица.
Но наступает полночь и зима,

и Петербург. Аптеки, фонари,
а так же ночь и улица. Аптеки,
к тому же, заперты, а улицы пусты.
Иди ко мне, давай поговорим
об этом странном розовом оттенке...
Но наступают голые кусты,

из них выходит Некто Без Плаща
и говорит: "Вначале было слово.
И это было очень хорошо,
но мало. Я пришел сюда прощать
косноязычье..." Мы садимся в лодку...
Но наступает что-нибудь еще,

и твой башмак на самый первый снег,
и полчища воды на неприступный
сырой утес, и зимняя гроза -
все наступают. Мы же, как во сне
заведено, тихонечко отступим
и вдруг откроем мертвые глаза.
И что же мы увидим? Ничего.
Все тот же белый потолок, все те же
чужие лица и свое лицо
среди зеркал, и сонный хоровод
теней, предметов мебели, одежды,
обыкновенных серых мертвецов.

Скажи мне, свет мой зеркальце, кого
ты отражаешь в полутемной ванной
среди беспечных водных процедур?
Мой голый торс? А я как таковой
где в это время? Выдумать названье -
не значит знать. Я, к своему стыду,

не сделал даже этого. Alas.
Вдвоем мы тоже сделали не больше.
Мы были червяками. Хочешь знать,
кто мы теперь? Теперь мы - зеркала.
Поэтому нам делают так больно
пространства, разделяющие нас.

1997

_^_



* * *

Внезапное отношение к словам
просыпается, как только мысли уснут в траве.
Пустая незрячая голова
под собственной легкостью свисает прямо наверх.

Сверху приходит Бог. Он несколько удивлен.
- Вам кого? - он спрашивает - Вы к кому?
- Я пришел спросить у рябины, зачем ей клен?
- А, собственно, почему

бы и нет? Вообще говоря, их круги
до сих пор расходились совсем по другой воде.
Видите ли. Всем нужен тот, кто считал бы себя другим
и думал бы, что он находится где-

то еще, но только не в нас самих.
Так вы выдумали меня, и теперь я есть.
Вам нравится верить, что я и создал ваш мир,
но мир до сих пор не создан - вот вам благая весть!

Что же касается клена, то он ничего не знал,
так же как я почти не знаю о вас.
Если встретитесь с ним, подайте какой-нибудь знак,
что бы он понял, что тоже не виноват.

Ну вот. Заходите еще. Поболтаем, выпьем чайку,
посмотрим на тишину, послушаем пустоту.
А теперь мне пора. Все время приходится быть начеку.
А так же быть налегке, на помине и на лету.

1998

_^_



ЛИЛА

Тишина. В тишине открываются двери.
Появляется сомкнутый ряд глаголов.
Впереди почему-то идет "играть".
Их встречает чей-нибудь тесть, в крайнем случае деверь -
беспорядочный бабник и алкоголик.
Он, безусловно, рад.

По утрам все встают пораньше и наблюдают свои затменья.
Как если бы мир был создан и снабжен миражами,
но к рассвету опять исчез.
На железной печи проезжает бухой Емеля,
опьяненный внезапной скоростью и виражами,
Василиса ойкает на плече.

Отовсюду слышны гортанные звуки нездешней речи.
То ли в гости зовут, то ли просто о чем-то поют,
то ли просят что-то купить.
Над деревянными яйцами квохчет носатый кречет,
побежденный в неравном бою
дипломатом из V.I.P.

Под землей копошатся кривые железные корневища,
углубляясь в породу в вечном поиске выпить
и чем-нибудь закусить.
Инфракрасный Самсон обнимает корявое туловище,
по которому бродит навыпуск
совершенно ничейный курсив.

В пустоте отовсюду свисают недурные собою сосульки,
разноцветные цацки, знакомые лица, какие-то звери...
Да пошли они на!..
А затем покрывается льдом пустота в безымянном сосуде,
закрываются двери
и опять настает тишина.

1998

_^_



ПРОБУЖДЕНИЕ

1.

А это что? Ну, это не беда.
Все это просто так, а не затем,
чтоб в лоб тебе летело колесо,
а в ухо шелестели провода
и шевелились капли на зонте.

Куда идешь? Что значит, никуда?
Так не бывает даже в полусне,
когда, сложив ладони на лицо,
кукуешь в одиночку про года,
ушедшие стекляшками звенеть
про числа "девяносто" и "пятьсот".


2.

Неправда. Это все не просто бред.
Зачем ходить далече. Например,
сходи в сортир под утро босиком.
В тумане, в полусне и в октябре.
Ты думал это жизнь, а это - смерть.

И в ней не так-то просто умереть,
когда синоптик, в числах не силен,
но молод и куда-нибудь влеком,
не разобравшись в утренней игре,
сулит то недолет, то перелет
земли телам, упавшим из окон.


3.

Пойди на кухню, сочини стишок
о том, как мерзнут пятки на полу,
о том, как страшно жить среди людей
и их теней. Возьми с собой мешок,
оденься и ступай искать к столу

какой-нибудь съедобный корнишон,
а если повезет - то корнеплод.
И отражаясь в уличной воде,
узнай, что ты не страшен, а смешон,
когда оно несется прямо в лоб -
то колесо, что спряталось везде.

1998

_^_



НЕБЕСНАЯ ОСА

Где твой дом, моя железная оса?
Где живет твоя Земля и небеса?
Где ты ходишь и куда ты не придешь,
закрывая непонятные глаза?

Я сегодня снова видел этот сон.
Синева катилась с горки колесом,
а за ней летела желтая луна,
и твой голос был безлик и невесом.

Как ты плачешь? Ведь в глазах твоих цветы.
Что ты видишь с этой страшной высоты?
Где мне взять тебя? Кому тебя отдать?
И откуда мне узнать, что это ты?

Расскажи-ка мне про нас и про меня.
Я тебя не позабыл, а променял.
На пластмассовые домики и снег,
на пожары в занесенных деревнях.

Но, видать, неистребима синева.
Или вправду я настолько виноват,
что однажды постучусь к тебе в окно
и скажу: "Пусти, родная, ночевать".

Посмотрю тебе в глаза и лягу спать,
и во сне увижу синий лунопад,
а проснувшись позабуду, кто таков.
И меня обмоют, чтобы закопать.

1999

_^_



ЛЮБОВНИКИ

Любовники обмениваются черепами
и как косолапые Сарданапалы
расползаются по самой верхней из палуб
корабля, плывущего по морю наподобие черепахи,

перевернутой кверху брюхом.
Светает. Морские дали
раскачиваются по обе стороны огромной желтой медали
Солнца. Снятые в спешке брюки

изображают пиратский флаг,
развеваясь утренним ветром.
И позабыв о разнице между низом и верхом
учатся тишине беспомощные тела.

Учатся тишине. А глубоко под ними
проплывают большие железные рыбы.
Море волнуется. И в ожидании взрыва
все вокруг похоже на собственный фотоснимок.

А взрыва все нет и нет.
Солнце уже в зените.
Адьютанты приходят, уходят, хлопают дверью, говорят "Извините",
а генералы смотрят на карту, висящую на стене.

Существуют границы. Они на замке,
а ключи далече.
Тяжло в учении, но и в бою не легче.
Море волнуется раз. Видишь, там вдалеке

движется наша цель
в виде зеленой точки
на экране радара? Это, земляк, цветочки.
Ягодки будут позже. В самом конце.

Море волнуется два.
Ни облачка на небе.
Контр-адмирал Иванов, загадочный как Онегин,
прикрывая перчаткой рот, начинает зевать

и уходит к себе.
Спускаются сумерки. Лица
становятся неразличимы. Не зная кому молиться,
любовники тихо спят навстречу своей судьбе.

И море у них внутри.
Что же вы? Заряжайте!
Держась за штурвал, кемарит дежурный сержантик.
Взрыва не будет. Море. Волнуется. Три.

1999

_^_



ГОРОД

Полдень клонится на закат.
Грифелем и углем
подведенные облака
катятся под уклон.

Эти сумерки не для нас,
мы не из тех пород.
Ты мой колокол, я - звонарь.
Или наоборот.

Мы сыграем ему отбой.
Может и впрямь уснет
город, помнящий нас с тобой
но забывший о Нем.

Где мы встретим его конец,
за которым углом
ты нарисуешь себя на мне
грифелем и углем?

Без орала и без меча,
с ношей не по годам
будет некогда поскучать
по пустым городам.

Будет незачем говорить,
не о чем помолчать
в мире, где нет ни одной двери,
ни одного ключа.

Крести козыри - вот и все.
Мы с тобой не при чем.
Этот дым из далеких сел
тоже ведь обречен.

Нам останется только смыть
пляшущий на костре
тот огонь, на который мы
так любили смотреть.

1999

_^_



© Константин Рупасов, 2000-2003.
© Сетевая Словесность, 2000-2003.

Книга отзывов

13.10.2003 Сегодня в РЖ Фантаст жесткого действия   Недомагистры и перебакалавры   Живой журнал словами писателей   А не рано ли ставить точку?   В Тулу со своим самоваром, или "Волшебное слово" Виталия Левенталя   Все о поэзии 154   Как Фрейд стал кормилицей   Летящий пульс маэстро   "Вечный плот" в России   Нестрашный суд, или Скандальные ошибки филологов. Точка в дискуссии   Проблема реальности   Шведская лавка 127   Удар русских богов   Пир победителей   Похитители тел   Строгие юноши   20 лет GNU   Устроителям книжной ярмарки во Франкфурте   Вчера открылась Франкфуртская книжная ярмарка   Игра по правилам Турнье

Словесность Рецензии Критика Обзоры Гуманитарные ресурсы Золотой фонд РЖ Яркевич по пятницам Интервью Конкурсы Библиотека Мошкова О нас Карта Отзывы