Рассказы:

Сергей Б. Дунаев

СПРАВНЫЕ  МУЖИКИ

Осенью бомжи сожгли у меня дачу. Дача была так себе, в кооперативе пенсионеров, окруженном гнилым забором, но дом было жалко - в этом доме я любил валяться на диване, пускать дым в потолок и смотреть в окно на белое кипение яблонь, пока соседи пенсионеры, - головами к земле, задами к небу, - копались в своих грядках. Вместе с домом сгорел сарай и часть забора. Откликаясь на мольбы старушек, мы с друзьями поздним октябрем поставили новый забор, который ярко контрастировал с пепелищем. В сущности, как я понимал: - и сам я, и мои беды всем были похую, - переживают ведь за свое, - однако, забор был поставлен, страховка получена, вместе с товарищами выпито литров пятнадцать вина, и к началу зимы я благополучно забыл о своем несчастье. Наступившая весна и жена вновь напомнили мне о моих хозяйских обязанностях. И вот мы с другом уже сидели на теплых бревнышках под ласковым солнышком c легким весенним ветерком и, оглядывая головешки, распивали бутылку портвейна. Лучшим выходом представлялось приобретение бытовки на колесах, наподобие тех, в которых на стройках после обеда забивают козла рабочие. Когда дом будет построен, бытовку можно продать. Я дал объявление в газету и через пару дней мне позвонил какой-то прораб. Утром мы мчались на его "Волге" осматривать принадлежащую прорабу бытовку. Я расположился в машине сзади, а впереди рядом с прорабом сидел его товарищ - крепенький, красномордый, разговорчивый мужичок. У него недавно угнали "шестерку", и он был зол на весь белый свет.

- Бомжи, говоришь, дом сожгли? Я бы с этих бомжей шкуры с живых сдирал. Или, еще лучше, - слышь ты? - щелкал он ладонью по колену, - поставить на участках гранаты на растяжках, чтоб им подлецам яйца поотрывало, гы-гы-гы!

- Тебя же и посадят, мудак, - апатично возражал ему прораб-водитель. - Вот у нас в поселке случай был: там один чижик всех достал. Раз приехал к своей сестре мужик на машине, так тот к нему пристал, давай, мол, на поллитру. Тот, естественно, его нахуй послал, так этот чижик, что ты думаешь, взял кол и разнес ему стекла в машине. Мужик выскочил, достал двустволку и всадил разъебаю в ляжку. Пока то да се, пока скорую вызвали, этот долбоеб подстреленный взял да и помер от потери крови. Ну мужика судить. Дали три года, полгода просидел - выпустили по амнистии. А старухи-то поселковые по судам ходили, молили, чтоб мужика отпустили. Говорят, спасибо, что того разъебая убил, он ведь им житья не давал.

- Я когда в милиции работал, - оживился красномордый, - мы этих сволочей по полмашины каждую ночь вылавливали и на следующее утро отправляли в ЛТП. Слыхал про такое заведение, - повернулся он ко мне - "лечебно-трудовой профилакторий". - Ну, назовут же, - хмыкнул он, - тюрьма по сути, а по сути правильная вещь. Тогда, в советские времена, многие вещи правильно делались.

"Уж лучше с бомжами, чем с этим пидором", - подумал я и вспомнил книжку "Москва-Петушки". Впрочем, все-все теперь перемешалось и если бы самого Веничку Ерофеева, - когда он сидел на промерзшей глине и тянул взахлеб дешевый портвешок из соседнего сельского магазина, вместе со студентами, которым обдрыгло на картошке в 1970 году, - спросили: какой пидор лучше? - пидор, выкованный из чистой стали, или пидор, слепленный из смешанного говна? - он бы, наверное, заморгал своими мутными пьяненькими глазками и забормотал что-нибудь демократическое, общечеловеческое, о том, что каждому пидору нужно дать свой шанс, или бы ничего не ответил, потому что сам после смерти стал пидором. Все эти пидоры вкопаны теперь в землю в виде бетонных электрических столбов, мимо которых мы пролетали, мчась по Окружной. В прицепленных к ним рекламных щитах c белозубыми красавцами и натянутых между ними проводах гудел электрический ток, который освещал наши души, точно так же, как телевизоры своим голубым сиянием по вечерам заливали наши квартиры. Я думал об этом, пока слушал вполуха разговор деловых мужиков, а представлял почему-то давний званый вечер на Московской международной книжной ярмарке, когда в уютном зальце слушали в авторском исполнении главы из поэмы "Москва-Петушки", кто бы вы думали: Белла Ахмадулина, Борис Мессерер, Алла Пугачева и, типа - Андрей Битов, Виталий Третьяков, Александр Познер бок о бок с "юными" дарованиями, в виде Вяч. Курицына и прочей зубастой и щелыкастой литературной братвы.

Скоро мы свернули с дороги и через несколько минут, проехав несколько жидких перелесков, уже въезжали в Песочное. Сначала замелькали крепкие дома за заборами, недавно построенные, свежеокрашенные, стоящие как-то невпопад, среди маленьких, неухоженных, заросших сорняком плешивых участков, а потом по проселочной дороге внезапно пошел ровный асфальт и начался тот каменный ужас среди полей, который в народе поименовали "гробницами фараонов". Каких только нелепых и чудовищных в своем безвкусии строений я тут не увидел. Все они были темно-красные, массивные, мрачные, с окнами, похожими на бойницы, с башнями, из прорезей которых, казалось, торчат стволы пулеметов. Красномордый мой попутчик внезапно приумолк, по-видимому, испытывая чувства, с которыми люди входят в мавзолей. Он искоса посматривал в мою сторону, наслаждаясь произведенным эффектом. Знал бы он, как обманывался.

- Во! Смотри, как люди живут!

- Это ужас, - пробормотал я, - форменный ужас, любой такой дом мне и задарма не нужен. Выбрасывать деньги на ветер, чтобы такую махину содержать? Да и на хрена она? Сколько человек в таком доме живет? Двое, трое? Двенадцать человек детишек нужно нарожать, чтобы оживить эту громадину. Способны ли хозяева на такое?

- Да, ни хера ты не понимаешь! Вон тут целый поселок, чтобы богатых обслуживать, - домработницы, охрана и все такое прочее. Я тут Михалычу говорю, - повернулся красномордый к водителю, - возьми, мол, меня сюда прорабом. А он спрашивает: ну и сколько ты хочешь? Я ему говорю: ну, за три тыщи пойду. А он - нет, я, говорит, дешевле найду.

- Боже мой, - подумал я, - всего за три тысячи рублей этот придурок готов батрачить на какого-то налившегося кровью клопа. Я на эти деньги смог купить только доски на постройку сарая и весь день трудился как муравей, перетаскивая тяжелые доски на свой участок, а эти гниды вон сколько добра сюда навезли. И, все это им досталось затак, без особых трудов, - отматерился пару раз в телефонную трубку, и все. О времена, о нравы!

Через мгновение мы зарулили к коттеджу Михалыча. Бытовка стояла здесь. Едва я взглянул на нее, как понял, - это совсем не то. Она стояла на спущенных, проколотых шинах, которые давно уже сопрели. Железо было старое, ржавое; фургон весь как-то покосился; никто давно уже им не пользовался; не было и речи, о том, чтобы купить эту развалину. Ради приличия я, все-таки, вышел из машины.

Работа по строительству коттеджа Михалыча кипела вовсю. Рабочие тепло поздоровались с приехавшими, они их хорошо знали. Я стоял в стороне и смотрел. Одеты были рабочие в новые синие комбинезоны, на ногах у каждого были толстокожие немецкие сапоги, на головах - каски. Их было шестеро во главе с бригадиром. Пока я с кислым видом оглядывал ржавую бытовку, бригадир с гордостью показывал прибывшим отстроенное. Иногда я тоже посматривал в их сторону. Более всего поразил мое воображение гараж. В этом гараже вполне мог поместиться самолет. Гараж был покрыт дорогостоящим железом, профилированным под новомодную черепицу, и металл ярко сиял на солнце. Ко мне подошел красномордый.

- Во, как строят, смотри! Видишь, там из окна торчит белый материал. Это, как его, ебена, полипеноуретан, вот! Он как утеплитель внутри стен. Тут все стены с утеплением. Ставишь итальянский котел, один раз натопил и - полный порядок, тепло из дома уже не уходит.

- А этот Михалыч здесь? - спросил я.

- Да ты что? Будет он тебе здесь. Он в конторе. Он уже несколько таких коттеджей себе построил. Просто это мой очень хороший знакомый. Мы с детства друг друга знаем.

- А нахуя они ему, эти коттеджи? Построил бы лучше стадион.

- А нахуя ему стадион? Просто ты не понимаешь. Это другие люди, не такие как мы. Вот ему нужен зал, в котором он сидит, камин. У него несколько овчарок. Просто богатые к такой жизни привыкли.

- А чем он занимается, твой Михалыч?

- Ну, ты даешь, ебена! Чем занимается? Бизнесом занимается.

- А что такое бизнес? - меланхолически спросил я, опускаясь на корточки и чертя палочкой на песке.

- Да у него "алки", он возит товар, торгует, - отрывисто рявкнул красномордый, по-видимому, посчитав меня за дурака. - Слышь, ты, - сказал он, - мы тут с бригадиром сходим посмотрим баньку Михалыча, ты нас, это, маленько подожди, а потом уж поедем.

Он отошел к приятелям, и они втроем скрылись в дебрях строительства. Рабочие, не обращая на меня внимания, принялись за дело. Он перетаскивали на широких капроновых стропах бетонные блоки и монтировали их на площадке перед домом, сооружая основание для крыльца. Все они были крепенькие, ухватистые, благополучные. Они незлобиво и в лад покрикивали друг на друга, и по ветру разносился благодушный матерок. Я встал и осмотрелся. Вдали, между двумя отстроенными коттеджами на ровном земляном лужке, двое пацанов играли в ножички. Я направился к ним.

- Привет, ребятки! Во что играем? Возьмете меня в компанию?

У них был начерчен на земле большой круг и они поочередно кидали в него перочинный ножик. Как только нож втыкался в землю, каждый отрезал им в свою пользу кусок земли. "Маленькие капиталисты, - подумал я. - Именно они, вероятно, в будущем займутся земельной приватизацией. Родители, небось, ждут не дождутся".

- Да вы совсем не так играете, - сказал я. - Так неинтересно. Давайте я вас научу.

Я стер внутри круга все прежние разделительные линии и нарисовал материки и океаны. Вот Америка, вот Африка, вот Азия, вот - Россия. Россия у меня получилась маленькая, а Америка, наоборот, большая.

- Теперь послушайте условия игры: у кого нож попадет в океан - его собственность пропадает. - Ну что, начинаем? - сказал я. - Бьет тот, кто не мажет и до тех пор, пока нож в землю лезвием втыкается. Ну, кто начнет? Давай ты, - ткнул я в пацана, стоявшего ближе ко мне. - Ты кого будешь резать, Америку или Россию?

- Америку, конечно, она богаче, - ответил он.

- Россия богаче, - возразил ему другой пацан. - У нас больше золота и полезных ископаемых, нефти, алмазов и лесов.

Он был такой толстенький, пухлощекий и одет в красивую клетчатую английскую курточку.

- А зачем я буду Россию резать. В ней ничего завоевывать не надо и так все наше, - разумно возразил ему товарищ. - Давайте, дяденька, вы первым и начинайте.

- Да, да, вы начинайте! - поддержал его другой.

- Ну что ж, раз так, - сказал я, взял нож и нацелился на Америку. Раз! И ломоть американской земли уже принадлежал мне. Раз за разом я втыкал нож и оттяпывал кусок за куском. Пацаны с восторгом наблюдали за мной. Когда земли на американском континенте оставалось совсем немного, потому что мы вспахали ее как картофельное поле, мальчик в клетчатой курточке, нацеливаясь ножом на Аляску, которая совсем близко подступала к нетронутой части России, вдруг задумался и сказал.

- А меня папа хочет в Америку учиться послать.

- А ты хочешь?

- Не знаю.

- А мы с мамой уже были в Америке, - сказал другой пацан. - Мы к дяде Олегу ездили в Сан-Франциско.

- Понравилось?

- Да, там здорово. Там такие крутые горки, чудные трамвайчики, классные автомобили и океан. Я там на водных лыжах катался.

- А вы здесь постоянно живете?

- Я нет.

- И я нет. Папа сюда вообще редко приезжает. Здесь скучища такая. Я с бабушкой живу в городе, она у меня классная. А этот дом просто так...

Мы долго играли, все более воодушевляясь, и азарт не покидал нас до самого конца игры, до тех пор, пока, не распахав вдоль и поперек всю Америку, Африку и мусульманскую Азию, мы не встали втроем на чистую, девственную, нетронутую землю России и не вскричали хором: ура, весь мир наш, мы победили! Глаза пацанов еще горели азартным, победным огнем, когда я увидел, что к нам незаметно подошел прораб-водитель. Он встал поодаль, как чужеземец и, немного смущаясь, сказал мне: ради бога извините, так получилось, но мы сейчас в город не поедем. Тут образовались дела. Требуется задержаться. Вы, как я понимаю, брать бытовку не будете?

- Не буду, - ответил я.

- Ну так извините еще раз, что не смогу отвезти вас обратно. Тут, если пройти немного, будет автобусная остановка. Автобус ходит каждые полчаса. Всего хорошего!

Он повернулся и направился к коттеджу Михалыча.

Я постоял еще немного в некотором раздумье и потом сказал мальчишкам:

- Все, пацаны, совместная игра окончена.

В последний раз я метнул нож, и он вонзился в ту самую точку нетронутого куска земли, где по плану должна была находиться столица. Пацаны осторожно отошли за черту.

- Вы уходите, дяденька?

- Да, надо топать потихоньку. А вы продолжайте играть. Вон земли еще сколько. Вам теперь предстоит самое трудное: разделить меж собою Россию.

Я не оборачиваясь пошел вперед. Купол неба надо мной сиял весенней голубизной. На березах сидели грачи. Дорога шла в гору. Чем более я поднимался вверх, тем более интересный вид открывался мне на элитный поселок. Кругом кипело строительство, слышался стук молотков, визг пил, грохот перекладываемых с места на место металлических листов, рокот мощных электрических моторов. Я увидел вдали еще несколько рабочих бригад. Все они были как на подбор: рослые, плечистые парни, кряжистые, крепкие мужики. Все они были одеты в синие комбинезоны и черные, толстокожие, широкие сапоги с бывших складов армии ГДР, списанные по дешевке и вовремя попавшие в чьи-то ловкие, оборотистые, частные руки. Ни песни не было слышно, ни заливистого девичьего смеха, ни детской крикливой разноголосицы. Только тяжелые строительные стуки и производственные шумы, как в угрюмом фабричном цеху. "Работают не на себя, а на хозяев, также как и на немцев работали бы", - подумал я.

Я поднялся на пригорок и присел на пенек. По земле быстро пробегали тени высоко в не6е несущихся облаков и природа, как и всегда в моем сознании, являлась в образе вечной насмешки над моралью и убогостью человеческого существования. "А может, и в самом деле, лучше война? - подумал я. - Война - это очистительная гроза и человек, как демоническое существо, только во время войны становится вровень с природой. Всю жизнь мы боремся с ней, с ее неумолимым и разрушительным созиданием, ибо создания природы и творения человеческих рук - это враждебные друг другу и взаимоуничтожаемые вещи. Мораль и стихия несовместимы. Мораль богатых - всеми доступными им средствами ограждать себя от ими же умножаемой стихии бедноты и разрушительных воздействий природы. Внезапно мне открылось будущее. Я увидел, как стрелы молний пронзают небо и обрушиваются на поселок. Что это было - гроза, или разрывы снарядов, я не знал. Глазам моим представилась одна из тех бесчисленных сцен, которые в своем творчестве не уставали изображать Босх и Брейгель. Тысячи людей и монстров приступом брали уродливые каменные замки, кругом кипела человеческая каша, в которой перемешались мечи и копья, ружья и топоры, кресты и полумесяцы, чалмы и папахи, фригийские колпаки и островерхие шлемы, каски и пилотки; слышался неистовый рев толпы, кругом летали какие-то драконы с перепончатыми крыльями, то ли птицы, то ли самолеты; по земле ползли танки и стреляли из своих орудий, выбрасывая вперед залпы смертоносного огня. В огненном вихре кружились голые тела мужчин и женщин, калек и уродов, полузверей, полулюдей. Огромные рыбы с распоротыми животами, из которых вываливались бочки и банки, котлы и кастрюли, ползли на своих плавниках в самое пожарище и там лопались от жары, вздуваясь огромными пузырями. И на все это безумие взирал с облаков еврейский бог Иегова, вздымая над бурлящим котлом свою руку со скрюченными пальцами, будто бы он посыпал это мерзкое варево крупицами соли. И в этом пальце, в этом ногте на пальце сиял свет истины для тысяч молящихся праведников, которые, подобно обезьянам, расселись вокруг по деревьям и своими согнутыми хребтами образовали многоступенчатые ярусы. Внезапно бог каркнул вороньим криком и тьма мгновенно рассеялась. Я по-прежнему сидел на пеньке и над головой моей сияло лазурное небо, а ветки голых берез впивались в небесную синеву со всей жаждой жизни, также как корни их впивались в черную землю. Я видел, как лопаются и раскрываются почки, как распрямляются стебельки травы, как ростки цветов пробивают влажную почву. Журчала вода, сияло солнце, громко и радостно пели птицы. Я вышел на дорогу и сразу отскочил в сторону, давая проехать большому грузовику, который мчался в поселок. Рядом с водителем сидел важный тип в шляпе, в сером костюме, в белой рубашке и в галстуке. Вероятно, прораб. В кузове грузовика, набитом строительными материалами, остро пахнувшими свежей древесиной, сидели рабочие. Их было шесть человек: по трое с каждой стороны. Рабочие были в синих комбинезонах и в новеньких белых рукавицах, которые они надели, чтобы было удобнее опираться о борта грузовика и одновременно придерживать смолистые доски. Вид у них был глупый и довольный, как у телят, которых в клетушках везут на заклание. У них, как и у бычков, были все основания радоваться жизни: еды и питья им давали достаточно. Я проводил взглядом грузовик, спускавшийся под гору, и подумал, что рабочие никогда не выдерут из души корень навечно пленившего их слова рабы и всегда будут исчезать из этой жизни бесследно, не оставляя после себя ничего. Все, что они построят, сожрет время - неумолимый разрушитель вещей. И они сами, и их дела истаивают во времени, как дым, не оставляя в истории ни памяти, ни аромата. Другое дело их хозяева - ничтожные существа, которые по мысли Леонардо да Винчи представляют собой наиболее примитивные образцы человеческой породы - всего лишь устройства для прохода пищи: съел - переварил - высрал. И сами они, и их дела несомненно останутся в истории, ибо вся их история, которую они тщательно сохраняют - это не что иное, как горы окаменевшего человеческого говна.

Я вышел на автобусную остановку и вскоре увидел подъезжающий ко мне пыхтящий и тарахтящий пазик. В салоне не было никого. Толстая кондукторша, сидевшая на переднем сиденье спиной к водителю, небрежно бросила в свою бездонную сумку три моих монетки и оторвала розовый билетик; при этом она широко зевнула и прикрыла рот рукой, чтобы в него не влетела муха. Я посмотрел цифры на билетике и увидел их сочетание: 666999. Как бы я не крутил билетик, отовсюду на меня смотрели три шестерки - 666 - число зверя. Я скомкал билет и бросил себе под ноги. Потом я прошел к задним дверям, выбрал место, плюхнулся на пыльное сиденье и тупо уставился в мутное окно. Автобус взвизгнул, затарахтел, со скрипом и скрежетом захлопнулись двери. Он вздрогнул, дернулся и с ревом рванулся вперед. Меня куда-то повезли, я куда-то поехал...

© Сергей Б. Дунаев, 2001-2003.
© Сетевая Словесность, 2001-2003.

Книга отзывов

13.10.2003 Сегодня в РЖ Фантаст жесткого действия   Недомагистры и перебакалавры   Живой журнал словами писателей   А не рано ли ставить точку?   В Тулу со своим самоваром, или "Волшебное слово" Виталия Левенталя   Все о поэзии 154   Как Фрейд стал кормилицей   Летящий пульс маэстро   "Вечный плот" в России   Нестрашный суд, или Скандальные ошибки филологов. Точка в дискуссии   Проблема реальности   Шведская лавка 127   Удар русских богов   Пир победителей   Похитители тел   Строгие юноши   20 лет GNU   Устроителям книжной ярмарки во Франкфурте   Вчера открылась Франкфуртская книжная ярмарка   Игра по правилам Турнье

Словесность Рецензии Критика Обзоры Гуманитарные ресурсы Золотой фонд РЖ Яркевич по пятницам Интервью Конкурсы Библиотека Мошкова О нас Карта Отзывы