::.ЯЗЫК.:::.ВК.::.::.:.:.:.:.:.::.:.::::::.::.:::.::.::.:::.:.:::.::.::.:::.:.:::.::.::.:::.:.:::.::.::.:::.:.:::.::.::.:::.:.:::.::.::.:::.:.:::.::.::.:::.:.:::.::.::.:::. кино, киноведение, кинопроцесс, модель, моделирование, прогнозирование, гипертекст, гиперфильм, восприятие, зритель, язык, игра, теория, критика, психология, культурология, искусствоведение, сетература, фантом, мистификация

Следует напомнить, что попытка создания искусственного языка имеет уже достаточно длительную историю.

Противником самой идеи искусственного языка выступал Павел Флороенский:

"Попытка творить язык, когда он не творится, а сочиняется, - разлагает антиномию языка. (...) строятся искусственные языки. Пафос их - рациональность. В языке не должно быть, по замыслу этого рода извратителей языка, не должно быть ничего непредусмотренного, никакого индивидуального творчества, никаких своеобразных мест и сторон, ничего такого, что не могло бы быть оправданным общегодною полезностью, - причем, что именно полезно - устанавливает некая законодательная воля нового языко-творца.

Русские "должны" принять то-то и то-то в языке, немцы "должны", французы "должны", только сам Заменгоф, по-видимому, никогда ничего не был должен, - было замечено некогда Лескиным по адресу изобретателя "всемирного языка" эсперанто. То же должно быть повторено и обо всех изобретателях искусственных языков: каждый из них мнит себя сверхчеловеческим законодателем, выкраивающим по-своему всемирную историю, во имя своей, очевидно впервые за всю историю, разумной воли. Мановением этой-то воли язык и должен уподобиться: не - заросшему лесу, не - подчищенному парку, а Версальским садам.

Но конечно, на пути рациональности и практичности удовлетвориться одной подчисткою и распланировкою языка, - чему соответствует язык вроде эсперанто, волапюка или идо', - никак нельзя: исторические корни языка, народно-стихийное начало его все еще живо в речи, хотя бы и подстриженной; а впоследствии - конечно, разрастется, опять-таки непланомерно, нерационально; одно пойдет сюда, другое туда, по-своему, и язык вернется к виду дикорастущего леса. Под ледяной корою слова, хотя бы и замороженного, все слышится

...струй кипенье,

И колыбельное их пенье,

И шумный из земли исход.

Но струи пробьются наружу, ломая льды, и потечет и заклубится неподвижная его поверхность. Если же быть последовательным, надо бы заткнуть устья живых родников языка. Да, уж если быть последовательным, надо бы забыть о языках существующих и не - перерабатывать их, составляя безобразную помесь, - свой язык строить из все еще полуживых частей, а - обратиться к элементам, чуждым жизни и организации. Изобретателям тогда надо бы в порошок растирать употребляемый ими материал и строить воистину заново, по придуманному наиболее практичному проекту рационального языка, отнюдь не подражая языкам историческим. Тогда возникает то, что называют среди искусственных языков "философскими языками" - впрочем, имя недоразуменное и узурпаторское, ибо сооружения эти отнюдь не "языки" и тем более не "философские". Нет ничего более далекого, как от философии, так и от языка, нежели эти попытки окаменить весь язык, выжав все живые струи из науки и отлив систему железобетонных сооружений, - может быть, более-менее удачно, в порядке экономии, выражающих ту или другую временную стоянку науки, но решительно закрепощающих, на означенной стоянке именно, самое творчество мысли. Ведь задача "философского языка" - выкристаллизовать в нем все наличное содержание данной системы мысли и решительно возбранить вход в этот заколдованный дворец всем тем силам, которые могут нарушить строгую его чинность, т. е., иначе говоря, навеки заморозить мысль в данном ее состоянии.

(...) В основе этого извращения лежит неверие в абсолютно-зиждущую в самом движении своем силу Логоса, претворяющего в Разум косные, темные и слепые стихии. И поэтому этим неверам хочется опереть себя на нечто внешне-недвижное, на машину, установленную раз навсегда техническим рассудком".