Бедрила стоял в своем коричневом кубе и смотрел сквозь одну из его почти прозрачных стен на воцарившуюся повсюду ночь. Восторг и какая-то сладкая грусть захватили его душу, словно скопища прекрасных, печальных ангелов, устремляющихся к безднам божественного света. Вокруг было невыносимо тихо, будто вся жизнь умерла здесь, оставив только неясный призрак надежды на свое воскресение. Все солнышки беззвучно замерли в своих кубах, боясь совершить любой небольшой шорох, даже самый безобидный жест, илиже легкий вздох, который мог бы выдать их присутствие и хоть как-то обнаружить их существование и наличие. И хотя радость победы над своими сородичами еще клокотала в них притным злобным счастьем, прибытие нового нведомого сущетсва, от которого неизвестно было чего ждать, вновь повергла их в оторопелое уныние и неприятный страх. Но Бедрила не испытывал никакого страха; нечто неизведанное и сладостное переполняло всего его в эти ночные мгновения, заставляя его ощущать какую-то странную, непонятно к комуобращенную, благодарность. он оцепенело стоял в своем кубе, как и сотальные, не пытаясь даже взмахнуть щупами, или слегка подпрыгнуть, но благодать некоего истинного знания пронзала его трепещущий центр, словно добрый луч, пущенный в него великим загадочным существом, находящимся везде и нигде и хранящим в себе подлинную тайну мира.
    - Кто ты? - вдруг застрекотал он вслух, обращаясь к этому существу, сам пугаясь своих звуков, но потом беззастенчиво улыбнулся, раздвинув концы своего ротика, и ощутил прилив новой волны счастья, печали и тепла.
    Некоторое время он продолжал стоять, наблюдая прекрасность темно-алой ночи, а затем вдруг сложил в клубок над собой свои верхние щупы, слегка присел, чтобы оттолкнуться от пола куба, и выпрыгнул из него далеко вперед, на почву, которая мягко приняла его сильное, преображенное Сладом тело и взметнула ввысь ночную багровую пыль.
    Никто не отреагировал на его резкий, откровенный прыжок. Белый куб Слада светился изнутри, но что там происходило, было непонятно; очевидно, дневной пришелец тоже находился там, а, может, он уже и сгинул куда-нибудь - Бедрилу, однако, это почему-то сейчас совершенно не интересовало.
    Бедрила встал на почве во весь рост, ощутив собственную нынешнюю мощь и, одновременно, какую-то свою безмерную малость, по сравнению со спящей планетой, черным небом и мириадным светом рассыпанных по всей выси казуаров. Вновь нагрянувшие на него
восторг и сладкая грусть словно смывали его отсюда в какую-то странную, запредельную даль, которая буквально подавляла и почти уничтожала здешний, слонышко-Сладовый мир своей ослепительной вечностью, чудесностью, безмерностью света и ужаса, нераздельностью добра и зла и какой-то непонятной, почти осязаемой кончиками щупов, близостью. Бедриле даже казалось, что вся эта даль сокрыта внутри него самого, а в сердцевине, начале и конце этой дали был Некто, создающий все, что было, и чего не было, хотя это все и было Им, - и начинаясь Им, Им и замыкалось; и как только отзвук понимания Его коснулся Бедрилы, он тут же дико вздрогнул, как будто в агонии непереносимой высшей благодати, отпрянул куда-то назад, к совему кубу и рухнул на почву, забившись в конвульсиях величайшей, сияющей мировой радости и, одновременно, глобальнейшей, вселенской, бесконечной тоски.
    Этот чудовищный миг прошел, оставив на душе Бедрилы чувство жуткого горя и окончательного счастья. Бедрила неторопливо поднялся, еле-еле управившись со своими ослабевшими щупами, повертел туда-сюда телом, словно проверяя, что с ним ничего не случилось, и осмотрелся.
    Ничего не изменилось; продолжалась тихая ночь; стояли темные коричневые кубы с замершими в них солнышками, а в центре все так же светился непроницаемый белый куб. Красноватая поляна с кубами тянулась до самого горизонта, и где-то вдали, справа, темнел почти невидимый прудик. Слева почва образовывала пригорки, вырезающиеся на фоне темного неба черными угловатыми контурами. Все было так, как вегда.
    Бедрила посмотрел вперед, потом повернулся и посмотрел назад. Еще один взгляд в небо, и он неожиданно осознал, что безмерно любит все окружающее - все то. что было перед ним, и все, что за этим скрывалось, если даже и не скрывалось вовсе ничего;
и более всего он любит Того, кто сейчас осенил его своей невероятной печалью, благодатью и жетким светом.
    - Кто Ты?.. - повторил он свой недавний стрекот, уже не пугаясь, ибо знал, что с ним ничего плохого не может сейчас произойти, и никто над ним теперь не властен. Вдруг внезапное отвращение возникло в нем: слишком все это было невероятно и почти неосознаваемо. Но это отвращение тоже было сладостным, как и грусть, как и счастье, и тоска.
    - Я люблю Тебя!.. - воскликнул Бедрила, сложив свои многочиленные щупы перед собой.
    - Я - пыль Твоя, сон твой, отблеск Твой, прах!.. - громко и проникновенно застрекотал Бедрила. - Кто бы Ты ни был, я верю в Тебя, я преклоняюсь пред Тобой, я люблю, люблю, люблю Тебя!..
    Он постоял в тишине, радуясь ей, словно своей сбывшейся заветной мечте.
    - Ты, сотворивший все, уничтожающий все, находящийся в начале и конце, существующий и не существующий, возьми меня к Себе, будь со мной, дай мне остаться в Твоем мире, укажи мне путь, позволь мне быть с Тобой и сражаться во имя Твое!.. Как я мог
жить, не зная Тебя, не зная Твой мир?!.. Я был слеп, я был глух, я был гнусен и темен, но теперь я знаю, что Ты есть, и появился смысл, и я увидел все то, что Ты создал,, и ощутил Твою мощь, Твою любовь, Твой мрак и Твой свет!.. Убей меня, только никогдане покидай меня!!
    Трепет великого смирения охватил Бедрилу; он буквально захлебнулся всеми этими признаниями и стоял теперь, зажженный пламенем переполняющих его чувств, не зная, что же делать дальше.
    Но ничего не изменилось; все так же продолжалась ночь, все такие же казуары блистали на небе, и все тот же вохдух пронизывал ширь планеты. Бедрила постоял еще немного, шепча что-то про себя, затем грустно улыбнулся, на этот раз едва раздвинув концы ротика, помахал верхними щупами, словно с кем-то прощаясь, и радостно, будто наевшись одуряющей солнышковой почвы, запрыгал обратно в куб.

    Цмип очнулся в жилище Слада, тут же ощутив лихорадящие его постоянные мерзкие ознобы и общую разбитость. На душе было погано и тоскливо, будто ему объявили, что сегодня он сдохнет и никогда, ни в каком больше облике, не воскреснет. Концы его ног
ломило от внутренней противной боли. Внутри головоторса будто поселился маленький, злобный жочемук, грызущий внутренности и нагло похихикивающий. Вдруг Цмип захотел есть. Приподнявшись, он обнаружил лишь сидения и мигающий желтым цветом сигей. Он попробовал встать и тут же почувстовал разлитую во всем теле тяжелую утомительную слабость.
    "Что за жжна!.." - раздраженно подумал он по-этрусски.
    Еле-еле как-то доползя до сигея, он присосался к нему шпилем. Скушав какую-то его часть, Цмип почувствовал себя чуть лучше и смог встать на свои четыре ноги. Жуткая тоска никак не проходила - Цмип вообще не помнил, чтобы он чувствовал себя так плохо, в каком бы воплощении он не находился.
    "Вот она - плата за телесность, к которой я так стремился! - грустно подумал Цмип. - Спокойно, надо попробовать сделать так, чтобы это нравилось. Главное ведь, не состояние, а твое к нему отношение. Ух, как болят ноги, как ноет головоторс!.. Какой... кайф!.."
    Цмип попытался настроиться на приятность своих нынешних гнусных самоощущений, но ему это не слишком удалось. Тоска усилилась до такой степени, что он уже начал предполагать, как бы ему самоубиться, но совершенно не знал, может ли его вообще что-нибудь убить, ведь он все-таким был бывшим звездом - звеяздом и сохранил некоторые, присущие звездам, черты, в том числе, наверное, бессмертие и неуязвимость. Он потрогал одной из рук свое тело и понял, что оно, несмотря на внутреннюю нынешнюю слабость, внешне крепко и безнадежно сильно. И к его ужасной тоске прибавилось еще и отчаяние.
    - Проклятый Слад! - сказал Цмип, догадавшись, что его теперешнее кошмарное состояние несомненно связано с этим Светиком-Сладом. Несмотря на общий упадок, Цмип почему-то прекрасно помнил весь вчерашний разговор и приторно-горький вкус влаги из сосуда-бруска, из которого он так неосмотрительно в себя тогда эту влагу всосал. Тут из-за стены куба возник Слад.
    - Приветик! - бодро воскликнул он, быстро осмотрев Цмипа. - Что, зюзючит?
    - Чего? - тихо и гневно переспросил Цмип.
    - Это от влаги, - сообщил ему Слад. - Смотри-ка, с первого раза... Не думал, что тебя так разберет. Совсем чуть-чуть выпил, а уже зюзючит... Ну, больше тебе, значит, не надо.
    - Да, пошел ты... - начал Цмип.
    - Стоп! Сейчас я тебе помогу. Такой ты мне совсем не нужен. Нам же предстоят великие дела!
    - Какие дела! - возмутился Цмип. - Я рукой едва могу пошевелить. Отравитель! Как это прекратить?
    - Никак, - радостно сообщил Слад. - Само пройдет, со временем. Нет, ну если выпить еще влаги...
    - Никогда! - разъярился Цмип. - Неужели больше ничего нельзя сделать?..
    - Вообще-то, нельзя, - честно сообщил Слад. - Но я могу. Я-то ведь - констриктор. Я могу сотворить маленькую машинку времени, приставить ее к твоему организму, и он тут же отправится в прошлое и придет в свое до-влаговое состояние, оставляя твою
душу в настоящем. И поэтому, ты весь, в общем, останешься здесь, просто зюзюченье в основном закончится: тело-то ведь - главное, не так ли, дружок?..
    - А моя... тоска, грусть, ужас?.. - спросил Цмип, со страхом ожидая ответа.
    - А вот тоску придется перетерпеть... Это ведь - душевное ощущение. Но что значит тоска для сильного, молодого, крепкого звеязда?! И... Не хочешь ведь ты целиком перейти в прошлое? А как же наш разговор, не могу же я сто раз одно и то же...
    - Да к Членсу этот разговор...
    - Не суй! - строго оборвал его Слад.
    - Да сделай же что-нибудь!.. - почти плача, крикнул Цмип. - Мне все равно, где я буду - в прошлом. в будущем...
    - Шучу, - сказал Слад и противно усмехнулся. - Влага, в общем, обладает чисто телесным действием, поэтому моя машинска времени ликвидирует и тоску тоже. А твоя душа, или же дух, я не знаю, что там у тебя, останется здесь, и перестанет испытывать
любые плохие эмоции, поскольку тело будет посылать в нее исключительно приятные сигналы. И...
    - Быстрее!.. - умоляюще произнес Цмип.
    - Погоди, погоди, дай подумать... Ты меня совсем запутал. Можно тебя, конечно, зафигачить и в будущее, ведь зюзючение от влаги продолжается дня три... Хотя потом еще дней пять некоторая депрессия, ломота... Потом еще дней десять... Нет, слишком много. Мало ли, что может произойти за это время! Ты-то мне нужен именно сейчас! Что я тут буду без тебя делать целый месяц!.. Лучше рискнем - попробуем в прошлое. Будем надеяться, что влага и впрямь воздействует только на тело...
    - А что, разве нет?.. - обескураженно вымолвил Цмип.
    - Да, вообще-то, у всех по-разному: от самого субъекта зависит... А ты ведь - вообще новое существо, звеяздов на моей памяти еще ни одного не было, они существовали лишь теоретически. Ладно, будем надеяться, что все получится. Такой хмурый ты мнетоже не больно-то нужен, так что, успокойся, я ведь сам заинтересован... Ну: и - зук, цук, шук!
    Тут же в руках Слада появился маленький овальный бежевый предмет с желтой кнопкой в центре.
    - Вот она! - гордо сказал Слад. - "Машинка врмени терапевтическая", мое личное изобретение. Давай-ка я прилеплю ее прямо в твой средний глаз!
    - А нельзя ли куда-нибудь еще? - поёжившись, спросил Цмип.
    - В третий глаз - лучше всего, - сообщил Слад. - Это же - дерьмагия, тут свои законы.
    - Ладно, ладно, давай же быстрее! - согласился Цмип, чувствуя, что больше он не выдержит всех этих ознобов, тоски и ноющей, нарастающей боли.
    - Хорошо-хорошо, - бодренько сказал Слад и залепил Цмипу машинкой времени прямо в глаз, немедленно нажимая на желтую кнопку.
    Цмип тут же взлетел.
    - Я опять - звезд! - гордо вымыслил он, радостно помахав щупиками. - Я могу летать!.. Ха-ха! Не поймаешь, не поймаешь... Но почему я не на Звезде?..
    - Это же - машинка времени, а не пространства! - мрачно заявил Слад. - И действует только на один, конкретно взятый организм. И не звезд ты сейчас, а звездючка. Я немножко переборщил. А ну, спускайся!
    - Не спущусь! - весело отозвался Цмип, порхая под потолком куба. - Поймай-ка меня! Я теперь могу стать жочему...
    Он не успел договорить, потому что Слад быстро подпрыгнул вверх и вновь нажал на желтую кнопку машинки времени, так и оставшуюся прилепленной к третьему глазу Цмипа. Цмип грузно рухнул вниз.
    - Ну зачем же так... - обиженно буркнул он, барахтаясь на полу, путаясь в своих руках-ногах. - Мне так захотелось полетать...
    - Отлетался уже, - злобно сказал Слад. - Не надо было самого себя убивать.
    - Но я...
    - Как себя чувствуешь?
    Цмип вскочил и напрягся.
    - Отлично! - признался он, отлепляя с галаза машинку времени. - Слушай, гениальная штука! Никаких следов... И радость наступила, и ознобы прошли... Может, еще этой влаги... засосем? Мне, в общем, даже понравилось, такое приятное отупение, и, оказывается, можно без последствий...
    - Хватит пока! - властно сказал Слад. - Пора и делами заняться. Пошли, посмотришь свое будущее войско.
    - А мы что, будем воевать?
    - Возможно. Не знаю. Я придумал три способа как-то приманить Членса. А вот убить его... Впрочем, увидим.
    - Ладно, пошли, - согласился Цмип, с удовольствием отметив возвращенные ему бодрость, счастье и силу. - Я согласен. В конце концов, я действительно больше всего хочу стать самим собой. И если дело в этом... Членсе... то я его скушаю, как Яж!
    - Молодец, - похвалил его Слад. - Вот это правильная позиция. Ну, пошли. Покажу тебе преображенных мною солнышек. Только о Членсе - ни слова! Пусть думают, что они будут сражаться за Соль. Наплетешь им, что это - главная суть всего, и так далее..Это ведь и есть твоя миссия?
    - Пол мне так наказал.
    - А как это вообще называется, чем мы будем с тобой заниматься? - полюбопытствовал Цмип. - Ну, эти попытки познать и обнаружить Членса... Вся эта борьба с Членсом...
    - Дерьмистика, - ответил Слад.